Противоположности

Тёрнер подходит, опуская руку на папку, обхватывает пальцами корочку и открывает её. Брови девушки приподнимаются от удивления, наблюдая за детскими рисунками, совершёнными её рукой. Хочется даже рассмеятся. Поочерёдно переворачивая страницы, видны кривые линии, выводящие каких-то животных, и задерживается на рисунке девочки и мальчика с широким улыбками, по которым она проводит пальцами. Этот рисунок она подарила Нэйтену ещё совсем мелкой. Она помнит, как когда-то в детстве хотела стать художницей, но Бог обделил талантом, но всё же она пыталась. Сейчас это смешно, а тогда она была серьёзна в своих намерениях. Нэйтен поддерживал и одобрял каждую «каляку-маляку», выходящую из-под её тяжёлой руки.

— Зачем ты их сохранил? — она не оборачивается, а спрашивает, продолжая рассматривать рисунки. Понимает, что если посмотрит, то потеряется в нём. Это опасная связь, которая режет пополам их обоих. Они разные, как и их пути, но почему-то постоянно сами же сводят свои дорожки, возвращаясь друг к другу.

— Мне они нравятся. Когда ты рисовала, ты была такая серьёзная и в то же время такая настоящая. Я верил в тебя и твоему желанию.

Николь готова была застонать от того, как в груди защемило с такой силой, либо на неё обрушилась бетонная плита, но при этом совершенно не больно. Каждое его слово пролилось в ней жгуче и терпко, как самый элитный алкоголь, от которого сносит крышу. Его тембр проник к сердцу, и без того ускоряющего ритм.

Почему сегодня? Что изменилось? Скажите ей.

Она больше так не может. Изнутри выходит воронка безумия, разрывая её тело, ломая упрямство, как тонкую ветвь в дремучем мире, давно утерявшего свет. Если Нэйтен сгорает, она хочет с ним. Окунуться в прожигающий холод и испариться. Разлететься материей в прозрачном воздухе и задохнуться от его прикосновений. Она признаёт сейчас, всего на секунду, но признаёт эту долбанную зависимость от него.

Ей кажется, что совсем не дышит и как напряжены участки тела, а чувства и вовсе сломали систему. Она разворачивается к нему быстро, резко и без предупреждения. Проскальзывает рукой по шее и притягивается к его губам, накрывая своими. Так жадно, как изголодавшийся зверь по добыче. Она хочет впитать его максимально в себя, прикусывая губы и даже введя его в растерянность, и всё же он прикрывает глаза, опуская ладони на талию и притягивая плотно к себе, стараясь раствориться в отдаче. И они сходят с ума от дурманящей сладости до дрожи в теле. Николь утверждает, что это в последний раз, а сама не может оторваться от таких сухих губ, смоченных слюной, продолжая жадный собственнический поцелуй. Льнёт, требуя ласку измождённым и соскучившимся телом. Ещё немного, они сгорят вместе.

Ему страшно. Если это сон, пускай он никогда не проснётся, он готов пойти на это, лишь бы продолжать сжимать Ники, проводить пальцами по волосам и изнемогать от мягких губ. Упадёт на колени, моля, чтобы она принадлежала ему. Желает дьяволицу его сердца, позволяя съедать его по кусочкам — он сам отдался, уложив к её ногам измученную душу, как в знак преподношения. И она высасывает её из него и в то же время наполняет живительной влагой, даря желание жить.

Они вздрагивают от неожиданного лая возле них. Герда радостная пробралась в комнату и требует их внимания. Хочет поиграть, совершенно недоумевая от такого растерянного дурмана в глазах Ники и Нэйтена.

Тёрнер отстраняется из его рук и отходит, резко ощутив холод, от которого пробрались мурашки под водолазку. Хочется вернуться к нему обратно. Уж если и холодит, то пускай от его ладоней по её коже. Вырвать бы сейчас сердце, в котором резко проснулся моторчик, выстукивая ритм, пробивающий рёбра и тревожа остальные органы.

Она больна? Иначе, почему так трясёт, что аж трудно устоять на ногах?

Она дура, нарушившая собственное данное слово, забывая чувство ненависти, выращенного в недрах души к Нэйтену Картер. Идиотка, решившая прийти сюда, чтобы совершить ошибку. Если она сейчас не убежит, то проклянет себя, вот только проклинать уже некуда, она отравилась его губами.

— Николь, — она слышит его шёпот.

— Мне пора, — резко обрывает, понимая, что если услышит хоть одно слово, сломается окончательно.

Тёрнер подходит к двери, широко её распахивая, но останавливается, разворачиваясь вполоборота. Не может смотреть ему в глаза. Не может сдаться, предательство, что однажды он вонзил в неё острым наконечником стрелы в самую больную точку, до сих пор там и кровоточит, выкачивая жизненную энергию. Она всё помнит, Нэйтен. Всё! Каждую мелочь и деталь.

— Если тебе нужна помощь в докладе, я помогу.

— Я хочу сам справиться.

Такая уверенная фраза, и Николь даже сначала удивляется, а потом принимает, и даже за это можно гордиться.

Похвально, Нэйтен, похвально.