Противоречия любви

— Тогда мы подберем для вас клуб, где вы сможете достойно отметить этот праздник, — мужчина стряхнул пепел с сигареты в пепельницу, стоящую рядом на невысоком столике. — И еще… я понимаю, на вашем дне рождения будет много народу. Люди, движение, а нам нужен стопроцентный результат. Нужно то, что задержит Полонского… тогда киллер не промахнется.

— У него есть слабость… и она будет там, — Савелий вспомнил о глазах испуганного олененка и то, как Гер смотрел в них.

Они еще долго обсуждали детали, а потом вели пространные беседы обо всем и ни о чем. Только Савелий постоянно возвращался мыслями к Герману. Столько лет они знают друг друга, и Савелий практически уже поверил в неуязвимость друга, а нет — все-таки чутье его не подвело. Нет идеальных людей, и его идеальный друг тому подтверждение. Полонский не устоял и позволил себе слабость. Все эти годы, наблюдая за Полонским, Савелий видел: тот не допускает в свою жизнь то, что его погубит. Все эти Леры, которых он видел с ним — одноразовые дешевки и не более. А вот цыганка не была такой. Савелий усмехнулся, понимая, что даже Гер не осознает, насколько она его зацепила. Полонский сопротивлялся тому, что было сильнее его. Савелий видел их — Гера и Дару — и чувствовал между ними эту энергетику. Он знал, что они не понимают себя и пытаются бороться с неизбежным. Он, умудренный жизненным опытом, видел все это и понимал, что видит любовь… Только вот любовь недопустима в их жизни. И то, что Полонский дал слабину — это и есть то, что убьет его.

Савелию не было его жаль. В его жизни нет места таким чувствам. Мир жесток: или ты слабый, или ты сильный. Если сильный — значит, убираешь тех, кто слаб. Пока Гер был сильным, он держался с ним наравне, но времена поменялись, и он воспользуется этим.

* * *

Убравшись в курятнике, Дара пошла помыть руки. От длинной юбки неприятно пахло птичьим пометом. Только это была ее единственная юбка, а значит, ее придется стирать ночью и вешать на батарею в комнате. Причем стирать придется в раковине. Стиральные машинки теперь были не для нее, в них она стирала вещи всех живущих в доме ее отца. Она же сама не имела права там стирать. Хорошо, что уже было начало осени и в коттедже включили батареи, а это значит, что за ночь ее вещи просохнут. Конечно, не до конца, так как вставать ей нужно в пять утра. Самое неприятное, что нужно в такую рань выходить на улицу, где первые осенние заморозки сковывали воздух. Но коз нужно доить, потом кормить, затем отводить пастись. Паслись козы на склоне у реки. Там она вбивала колышки в землю и привязывала к ним коз. Затем возвращалась в козлятник и убиралась в нем. Потом шла к курам. Их нужно было покормить, собрать яйца у несушек и убраться у них.

Вернувшись в дом, она шла на кухню. Теперь вся грязная и тяжелая работа была на ней. Она чистила картошку, мыла кастрюли и сковородки, убиралась в кухне после завтрака. Дальше уборка в доме. Пылесосить ковры, мыть полы, ванные, туалеты — все это входило в ее обязанности. В обед нужно было идти за козами. Их нужно было вернуть в козлятник, попоить, покормить, дать сена и идти к курам, которых тоже нужно было покормить и долить им воды. После всего этого, только к вечеру, наступало то, что Дару спасало от ужаса происходящего в ее жизни — она могла пойти на конюшню. Теперь мысли о том, чтобы ездить на лошадях, у нее и не возникало. Она стала той, кому об этом даже подумать непозволительно. Но запретить мечтать ей никто не мог. И она шла к лошадям.

Это было для Дары самым счастливым временем. Она забывала обо всем, смотря в глаза лошадей. Ее рыжий жеребец ржал, видя ее, и она кормила его кусочками сухариков, что сама сушила на батарее из того хлеба, который давали ей для еды. Дара часто заходила к вороному коню, которого отец купил ей в подарок, и гладила его по шее, расчесывая пальцами его спутавшуюся гриву. Теперь это был уже не ее конь. От этого Даре было безумно больно. Почему в ее жизни все так сложилось? Она постоянно искала ответ и не находила. Став изгоем, презираемая всеми, только на конюшне она обретала душевный мир и давала волю слезам. Лошади все понимали, да только не могли ничего сказать. Но Даре это было и ненужно. Она плакала, не в силах выносить то, что стало с ее жизнью. Выплакавшись и утерев слезы, она знала, что продолжит жить и сносить все, что с ней происходит.

За это время она несколько раз пыталась поговорить с отцом, но он даже слушать ее не хотел. И самое плохое, что мачеха как будто ждала этого. Она всегда была рядом и постоянно вмешивалась в их разговор. Мирчи злился и уходил, а Роза, бросая на нее победоносный взгляд, обзывала и давала еще работы, заявляя, что она ничего не делает.