Противостояние

– Дальше было всё хуже и хуже. Моя живучесть стала раздражать буквально всех окружающих. Ведь они не знали, что мои папа и мама, часто забирая меня к себе, хорошенько кормили, давали побегать по травке, а самое главное, что я теперь успокоилась. И терпела боль, радуясь, что вслед за ней придет радостная встреча с родными. Я знала, что есть такое место, где у меня ничто не болит.

– Надо было там и остаться.

–Я просила об этом, но мама сказала, что мне оставаться у них ещё рано. Что я должна послужить Господу, чтобы попасть к ним. Мне начали делать какие-то уколы, от которых я спала сутками. Прошёл год. И вот, однажды, открыв глаза, я увидела, что на меня смотрит мама, только очень молодая. Вся светится. Одетая в белоснежную косынку и платье с большим белоснежным воротником. На шее у неё висел небольшой крестик. – Ты кто? – спросила я. Она охнула и чуть присела. Потом выбежала в коридор и кого-то позвала. В палату вошла красивая, высокая, но очень строгая женщина. Как потом оказалось, это была матушка и сестры из близ находящегося женского монастыря. Она очень низко наклонилась к моему лицу, перекрестила и поцеловала в лоб. У меня потекли слезы.

– Забери меня, тётенька.

– Заберу. Сегодня же заберу.

У меня в голове что-то зашумело, видимо от радости, и я потеряла сознание. Очнулась я от легкого дыхания ветра на улице. Потом сестры рассказывали, как матушка сурово отчитала всех в больнице и, подписав какие-то бумаги, забрала меня в монастырь. Как сказать, забрала. Как была гниющая, вонючая, так они меня на той простыне и клеенке вынесли из больницы. Я кричала от боли при малейшем резком движении. Кричала только – Забери! Забери! Молоденькие монашки несли меня на своих руках сами почти семь километров до своего монастыря. А когда принесли, так со всего монастыря сбежались сестры. Все плакали и молились. Матушка дала распоряжение и меня отнесли в баню. Чувствовался запах завариваемых трав и слышно было потрескивание поленьев в печке. Откуда-то появился батюшка, который помолился, потом что-то влил в воду, и было ещё одно чудо, когда я последний раз видела своих родителей. Они появились из ниоткуда, как всегда крепко держась за руки. Дальнейшее видение осталось в моём сердце на всю жизнь. Вдруг всю комнату, в которой мне приготовили купель, озарил яркий свет. И рядом с моими родителями появилась невиданной красоты, как в сказке, Царица. Она мягко улыбнулась, посыпала воду чем-то искристым, немного постояла и исчезла. Я хотела всё увиденное рассказать державшим меня, но от тепла, принесшего долгожданное облегчение, и большой насыщенности воздуха ароматами трав у меня закружилась голова и я закрыла глаза. В больнице меня переворачивали руками в холодных резиновых перчатках и обтирали царапающими тело тряпками, пропитанными каким-то едким раствором. После такой процедуры смертельно чесалось все тело. Здесь же меня брали теплыми руками и опускали в настоящую тёплую воду. Одна из сестер держала мою голову в своих руках, а другая остригала всё, что выросло и скаталось в сплошной ком волос. Ещё две очень осторожно отмывали всё сгнившее на мне. Тихонько молясь и охая от увиденного, ни одна из них не отвернулась и не скривилась от запаха и вида моего ужасного тела. После купания меня положили на чистую простынь и очень аккуратно перенесли в другое здание. В чистой, уютной комнатке очень близко друг к другу стояли две аккуратно заправленные кровати, одна выше другой. Та, что повыше, оказалась моя. Зажмурившись от боли, которую я ожидала при прикосновении тела к матрасу, я с удивлением и радостью поняла, что меня положили на что-то очень удобное. Матрац был наполнен сеном. Первый раз за год моей болезни под меня не подложили холодную противную клеенку. В комнату вошла та, что забрала меня из больницы.

– Ну как ты? Полегче? Уже не так болит?

– Спасибо. Я видела ту тётю, которая нарисована на картине, которая стоит у вас в углу.

– А где ты её видела?

– Возле папы и мамы, она что-то блестящее сыпала в водичку.

– Слава Тебе, Царица Небесная. Матушка до самой земли поклонилась к иконе Богородицы. Это была Дева Мария, дитятко. Раз Она сама приходила, значит, будешь жить, да ещё и прославишь её, Заступницу нашу. Тебе сейчас дадут козьего молочка. Ты попей, сколько сможешь, и засыпай.

Игуменья перекрестила, нежно погладила меня по голове и ушла. Со мной осталась старенькая бабушкамонашка. Она напоила меня молоком и накрыла одеялом:

– Спи, а я тебе молитву спою.

На другой день, открыв глаза, я увидела в комнате пять сестер. Они все с напряжением и почти со страхом смотрели в мою сторону.

– Думали померла. Ты как уснула, так вот три дня и спала. Матушка сказала не трогать и не будить. Слава Богу, жива. Давай, дитятко, будем тебя снова купать. Тебе же понравилось?

– Да.