Противостояние

– Да пошла ты со своими вопросами. Чего в душу лезешь. Понятно, что ты страдалица и калека, но ты на воле и тебе легко корчить из себя сочувствующую и жалеющую нас тут. Пожалей лучше вон тех идиоток, к которым даже матерые убийцы брезгуют прикасаться, а меня не трожь.

– Хорошо. Только ответь мне на один вопрос. Был кто-нибудь в вашей семье верующий?

– Чего? Были. Да только не услышал их твой Бог.

– Бабушка?

– Да. Одна бабка и была человеком.

– Она ведь перед смертью хотела вас в монастырь отдать, но вам там что-то не понравилось.

– Может ты и, вправду, что-то там видишь, складно рассказываешь, но только мне, вот, после посещения монастыря совсем не захотелось туда идти жить, как только бабка не уговаривала.

– И что же тебе, Елизавета, там не понравилось?

– Всё.

Лизка раскраснелась, надулась и, встав с места, начала обличать всех, кто её обидел. Вот и разговорилась самая немая и угрюмая в колонии зэчка. Ай да монашка.

– Что не понравилось? А то, что бабка подошла к одной из очень уж нарядных молоденьких монашек и что-то тихонько спросила. Что тут началось. Эта смиренно стоящая и смотрящая с умилением на иконы кинулась на мою бабку, как собака. Лицо у неё от злости посерело из-за того, что её, видите-ли, отвлекли. Лицо исказилось, губы искривились. Она, чуть, ли не брызжа ядом в лицо моей бабке, что-то прошипела в ответ, отвернувшись, снова изобразила на лице такое же святое выражение. И если бы я не видела этих изменений, то никогда не поверила бы, что в этой смиренной красоте, столько говна. Ну и теперь представь себе, какая она фальшивая со всеми, кто живет с ней в их общаге. И куда смотрит ваш Бог?

– Бог смотрит на всех и везде и дает тебе ещё одну возможность спастись. Только теперь нужно покаяться во грехах своих. А монашечку ту прости за её духовную черствость. Пусть дарует ей Господь духовное прозрение и любовь к ближнему. У тебя, сестра, очень доброе сердце, только закрытое для любви.

В зале начали тихонько хихикать.

– Да ей здесь намного лучше, чем в монастыре. У ней и рабы есть.

– Лиза. А ты не хочешь рассказать, почему ты здесь? Ведь если подумать, что в случившемся твоей вины нет.

– А ты попробуй расскажи это следаку. Особенно, когда у тебя кроме голой задницы ничего нет. Слушай ,если интересно. Это не секрет.

Зал как будто вымер. Даже дышать стали тише.

– Мать свою я не видела ни разу. Бабка рассказывала, что закрутила с каким-то хахалем, а меня ей бросила. Меня никто не обижал. Жили нормально. Золотые были тогда времена. Да, видно, твоему Богу не понравилось. Умер дед и сразу как-то потухла моя бабка. Когда я перешла в пятый класс, она меня и свозила в монастырь, но поняв, что из этого ничего не выйдет, часто плакала о моей будущей судьбе. Есть у меня две тетки и дядька по матери. Бабушка все искала, к кому бы из них меня можно было пристроить, в случае, что с ней случись. Протянув буквально еще два года после смерти деда, она дождалась меня из школы, показала, где спрятаны деньги, попросила никому не отдавать, заливаясь слезами, поцеловала меня и тихо умерла. Я визжала, как дура, поняв, что осталась совсем одна. Кричала, дергала её за руки, даже пробовала делать искусственное дыхание, но ничего не помогло. Пошла к соседям и объявив, о бабушкиной смерти, ушла в сарай к теленку. Зарывшись в сено, то ли уснула, то ли куда-то провалилась. Гляжу, заходит бабка, светится вся и говорит: Иди в монастырь. Иди в монастырь.

Меня нашла тетка, когда пришла кормить теленка, да как завоет на весь сарай: Сиротка ты наша неприкаянная! Давай меня тискать. Повела в дом. Бабушка уже лежала переодетая, на длинных скамьях. Мне стало жутко, особенно, когда старухи сочувственно качая головами, начали меня подталкивать к холодному телу, чтобы я простилась и попросила прощения. Еле вырвавшись из их цепких рук, я вылетела на улицу и уж тут, не знаю откуда ручьем потекли слезы. Ревела до судорог. Опомнилась, только когда почувствовала, что меня кто-то тихонько гладит по голове, тоже носом шмыгает. Это оказалась моя двоюродная сестра, старше на один год. Упитанная, розовощекая Нюрка. Поревев ещё немного вдвоем, она повела меня к себе домой. Меня встретили, как родную, дядька, тетка и их мордоворот, откупленный от армии сынок.. Только позже я поняла, почему.

Похороны прошли как в тумане. В ушах до сих пор стоит звук от забиваемых в гроб гвоздей и от ударов комьев земли о крышку гроба. Кроме меня, все чувствовали себя обыденно. Ну, умерла ещё одна больная старуха, а с внучкой разберутся родственники. Вон их сколько. Концерт по заявкам начался только тогда, когда из дома ушли последние поминальщики. Что тут началось. Родня, до сих пор корчившая из себя страдальцев, изменилась до неузнаваемости и начался дележ наследства. Все орали друг на друга, как будто у них отнимают последнее. Сначала решили все продать и поделить на троих, с вычетом потраченного на похороны. Тут вмешался братик:

– А Лизку куда?