Лена закрыла дело и отложила папку в сторону.
Шаулина Дина Васильевна. Двадцать один год. Ленинградка.
Еще одно дело ушло в сторону.
Сержант Шато Ревазавич Наижмараидзе. Мать чеченка, отец грузин. На фронте пропал отец, погибли два брата.
Понятно. Папка легла в другую стопку.
— Быстро знакомишься.
— Ясно с первых строк.
— И что ожидать?
— И что ожидать.
— Ну, ну.
Часа не прошло, Лена уже знала, каждого в группе, как себя.
Банга ей хороший офицерский кортик в ножнах выдал:
— С днем рождения.
— Прошел.
— С прошедшим.
Девушка сталью любовалась — звенит. Доброе оружие.
— Спасибо.
— Отдыхай.
В четыре ровно группа погрузилась в машину.
К вечеру была на позиции, к ночи выступила в тыл.
Нужный дом стоял на отшибе. Лейтенант приказала группе рассредоточится, Маликова и Рекунова взяла с собой. Осторожно скользнула в сенки и наткнулась на женщину, худую, как жердь. Палец к губам приложила, видя, что та полошить всех собралась от непонимания — защитные костюмы с толку сбили. Пара секунд и та закивала, сообразив, кто перед ней.
— Дети?
— В хате.
— Собирай.
— Так… А, — руками всплеснула, зашептала горячо, будто каялась. — Витечка с Ванечкой малы совсем, не ходят, а Ниночка заболела.
— Одевай детей и накажи, чтобы звука не было. Остальное наша забота.
Женщина закивала, засуетилась. Девушка на детей уставилась — худые, лица, будто морили их — в чем жизнь теплится? Но не сейчас жалеть — после.
Старшие, повзрослее малышей во что придется одевали и кутали, помогая женщине.
Вскоре Лена уже подхватила первого, в шаль замотанного, лет трех ребенка на руки Валеры Маликова передала. Тот Коробкову. Рекунов завернул девочку лет десяти, что болела и идти не могла, в одеяло, на руки взял.
— Тихо и бегом, — предупредила женщину.
Как выводить будет, понятия не имела, но что выведет, не сомневалась. Хорошо, что почти все дети ходят и смышленые. Ни слова не пискнули, хоть и явно перепугались.
Бегом, цепью, отстающих подхватывая — к лесу. Дальше темп не снижая, зажатые сопровождением. Шато ухнул филином — немцы. Вжались в сырую землю, пожухлую траву, детей накрывая.
Мужчина тенью скользнул, рядом с Леной распластался:
— Прямо пройти можно, но слева могут засечь.
— Бери двоих, зайди в тыл, отвлечете.
— Есть, — ужом пополз, прихватывая Маликова и Пашутина. Лена Семенову махнула — вперед давай и ползком, детей подтаскивая. Минут тридцать, слева в тыл стоящему взводу очередь ударила, бой завязался.
Детей подхватили и перебежками вперед, пока отвлекают. Дальше, проще — к своим окопам по проторенной тропе. Детей солдатам передали, потом сами слезли. А бой так и шел глубоко за леском слева, только своих автоматов слышно не было. Легли парни?
— Ну, и куда мне этот детский сад? — проявился капитан.
— В землянку и накормить.
А их уже кормили. Солдаты кто, что протягивали то одному, то другому ребенку. Люсинец больную девочку осматривала. И все в окопе — не дело.
— Может еще барыню им станцевать, лейтенант? Не сдурела, мать? — возмутился мужчина. Лену вздернуло:
— Надо будет и станцуешь! — процедила, зло глазами сверкнув.
— Ты мне еще поогрызайся, разведка, мать вашу, — сплюнул в сторону. — Как взяла, так и разбирайся, твоя головная боль! Навязали на голову.
Девушка не сдержалась, заклинило что-то в голове — подсечку умнику сделала и придавив к насыпи окопа к горлу клинок приставила:
— Ты меня не понял, урод. Ты сейчас же свою землянку освободишь, прикажешь кухне горячее детям принести. Чтобы тридцать минут и дети были в тепле и сыты, — процедила, вдавливая клинок в горло.
Капитан только ресницами захлопал, соглашаясь — говорить не мог, головой качнуть тоже — лезвие, казалось, уже кожу вскрыло. А Лена все кивка ждала, не соображая ничего.
— Тихо, товарищ старший лейтенант, тихо, — почти пропел Шато. Ладонь на ее плечо положил осторожно. Девушка очнулась. Неуловимое движение — нож в ножны ушел. На ребят уставилась:
— Живы?
— Мы — да, — бросил Маликов. Пашутина не было. Значит минус один в группе.
— Контуженная, — прошипел капитан на дно окопа оседая, горло все трогал и не верил, что даже царапины нет. — Под трибунал отдам! — сказал и смолк, встретившись с взглядом Лены. Понял, лучше не связываться.
— Сержант, — позвал глухо. — Отведите этих… ко мне. И накормить.
Утром пришла машина. Детей отправляли в тыл, группа сопровождала их до развилки, а там пешком на базу.
Глава 42
Ян замучил Артура вопросами, и тот не сдержал себя, сказал, что Лена погибла, чтобы брат больше не тревожил его и сам зря не тревожился. А после войны само все выясниться.
Главное до победы дожить.
Новый год встречали в уютном блиндаже. Николай стал подполковником, получил орден Суворова.
Были освобождены Киев, Донбасс, вот, вот ждали прорыва блокады Ленинграда.
Вроде радуйся, а Николай замкнулся. Сидел и смотрел на свое «богатство»: звезда героя, газетная вырезка с фото, потертая уже и документы в крови — все, что от Лены осталось.
— Чего сидим? — спросил Семеновский, проходя в блиндаж. Санин сгреб сокровища, убрал в карманы.