Противостояние

Роман Иванович обрадовался, помог загрузить багаж, женщину с детьми устроил сзади, помог сесть карлику, пожелал хорошей дороги:

— Гололед, осторожней, шеф, не убейся.

...Кротов ехал на второй скорости — экономил время, думал четко, заставляя себя не торопиться.

«Диспетчер, зараза, карлика запомнил. И женщину с детьми. И я, как на грех, один. Хоть бы еще пара машин стояла, черт его подери! Даже если бабу высажу, все равно опасно сейчас карлика потрошить. А он возьми да и передай самородок кому другому?! Здесь? Кому? Я ж его довезу до того места, где он останется ночевать. И буду его пасти. Позвоню сменщику. Цыплаков согласится, ему б только телевизор смотреть да «козла» забивать... Козел... Гоша, сука... Что ж ты у меня из памяти не выходишь? Это потому не выходишь, что легенький ты был. Длинный, я думал, тяжелый, а как на руки поднял — будто Ирка, первенькая моя, когда в море ее заносил... Так. Допустим, я его буду пасти, завтра он улетает, рейс один, я ему подставлюсь. А если он такси вызовет по телефону? Ну да, такси на аэродром заранее хватают, все на Большую землю рвутся, боятся опоздать, машин мало, в разбеге. Все равно придется потом отсюда бежать, самородок этого стоит. С ним можно идти на то, чего ждал столько лет, с ним не страшно там, я-то знаю, что там страшно, там страшно, если ты без силы, если в кармане у тебя пусто, тогда конец, тогда по тебе и пройдут, не заметив... Ладно, это все так... А если ускользнет? Анну поставлю на слежку, только надо все точно высчитать. Подниму его до квартиры, под руку подведу, оттуда цепочку потащу, если вдруг выскользнет из-под наблюдения. А куда он выскользнет? К знакомым едет, ясно, не к родным, если б родные были, провожали б, он с тундры, откуда ж еще? А если к знакомым — значит, гульба будет продолжаться».

— Может, билет тебе на завтра прокомпостировать? — предложил Кротов. — Слышь, Михаил?

— В городе, — сквозь сон ответил тот. — Там пор... про... поркомпостирую.

...Кротов поднял его на второй этаж, отметил для себя табличку на двери: «Журавлев Р. К.», сбежал вниз, чтоб не попадаться этому самому Журавлеву на глаза, замер внизу, на площадке, услышал женский голос:

— Мишенька, откуда ты?! Да какой пьяненький...

Дверь захлопнулась, Кротов вознесся наверх, приник ухом к двери — фанера, сопение слышно, не то что голоса.

— Улетишь завтра или послезавтра, погости у нас, — говорила женщина.

Мужской голос — хмурый, недовольный:

— Григорьевы спрашивали, Дора тобой интересуется...

— Погоди ты со своей Дорой, — возразила женщина, — лучше накрывай на стол. Пошли, Минечка, пойдем, масенький, ох, какой же пьяненький ты, смотри не засни...

— Диана, не при мне хотя бы, — услышал Кротов горький, отчаянный голос мужчины и осторожно пошел вниз.

...Он рассчитал все. Маршрут малыша от Журавлевых к Григорьевым проследил. Его самого, Кротова, малыш, конечно же, не помнил, поэтому в такси прыгнул, словно козлик — веселый, ручкой махал провожавшим. Второй мужик, что вышел на улицу с Григорьевыми и здоровенной бабой, помог устранить неполадку. Кротов нарочно свечу подвывернул, мотор не заводился, мужик сообразил, подтянул. Поехали на тот именно рейс, который закомпостировал Минчакову мужик с жалостливым голосом, Журавлев, у которого жена Диана: его Анна довела до кассы, стояла за ним в очереди, все видела и слышала. Когда тронулись — Минчаков сказал, чтоб шеф завез его на Пролетарскую («к Журавлевым», понял Кротов), взял с собою портфель, махнул наверх, пробыл там минут двадцать. Свет в окнах Журавлевской квартиры так и не зажигали. Вернулся, с портфелем и чемоданчиком, шальной какой-то вернулся, на губах улыбка замерла, сказал, мол, посылку передали, и запел вдруг, безголосо запел, так от счастья поют... При выезде из города Кротов спросил:

— Возьмем попутчицу?

Анна стояла на обочине с чемоданом и вещмешком, руку тянула, пританцовывая, мол, опаздываю на самолет.

— Чего ж не взять, возьмем, — согласился Минчаков.

Анна села сзади, Кротов рванул с места, снова мысль засверлила: «Может, не надо, к черту», — но он заставил себя медленно считать метры: на цифре «сто» Анна должна была ударить малыша топориком по темени. Как раз на «сотне» есть хороший съезд с шоссе на проселок, все рассчитано...

Все, да не все. Деньги у малыша были, остались две тысячи, аккредитивов на пятнадцать тысяч, а самородка не было, как ни искали.

Разрубил малыша быстро, сунул в мешок, мешок — в багажник; голову — в резиновый мешок, туда Анна заблаговременно положила камни, бросили в реку; съехали на третий проселок, мешок закидали снегом, валил крупный, мокрый, третий день валил; чуть поодаль снегом же закидали морскую офицерскую шинель — для ложного следа, пусть морячка ищут...