Противостояние

«КОСТЕНКО. — Скажите, пожалуйста, отчего вы, филолог по образованию, не работаете в школе и никогда там не работали, а трудитесь в сфере торговли?

КРОТОВА. — Я не понимаю, зачем меня сюда привезли? Если есть недостача, меня обязаны ознакомить с документами ревизии, которая — во всяком случае официально — не проводилась. А на ваш вопрос отвечаю: вся наша семья занималась ювелирным делом. Покойный муж — человек по натуре ревнивый — поставил условием нашей супружеской жизни, чтобы я работала вместе с ним, была все время рядом. Он был начальником секции, я — заместителем, потом он стал заведующим, я — начальником секции драгоценных камней.

КОСТЕНКО. — Вас доставили сюда не в качестве обвиняемой, а как свидетеля, это ответ на ваш первый вопрос. С данными ревизии, если в ней возникнет необходимость, вы будете ознакомлены заблаговременно, это ответ на ваш второй вопрос. Удовлетворены?

КРОТОВА. — Да. Спасибо.

КОСТЕНКО. — От кого пошла ваша семейная традиция? Я имею в виду ваши слова, что вся семья занималась ювелирным делом.

КРОТОВА. — Отец мужа был ювелиром. Дед, которого я не знала, тоже. Кажется, и прадед.

КОСТЕНКО. — В Смоленске была ювелирная торговля Юркиных. Какое отношение имели к ней ваш муж и его отец?

КРОТОВА. — Юркина — родня по мужниной линии.

КОСТЕНКО. — Какова судьба Юркиной?

КРОТОВА. — Она уехала за границу в 1921 году.

КОСТЕНКО. — Одна?

КРОТОВА. — Не знаю. Об этом у нас никогда не говорили.

КОСТЕНКО. — Куда уехала?

КРОТОВА. — Я же говорю, это была закрытая тема. Я сама узнала об этом в начале шестидесятых годов, когда родственники за границей перестали быть... ну опасными, что ли...

КОСТЕНКО. — После смерти мужа вы ни с кем не связали свою судьбу?

КРОТОВА. — У меня дети... Дочери пятнадцать, это может ее травмировать... Сын уже взрослый, ему двадцать, он бы меня понял... Но девочка любила отца, вы понимаете, каково ей будет видеть в доме другого мужчину.

КОСТЕНКО. — Простите за вопрос: у вас есть друг?

КРОТОВА. — Да.

КОСТЕНКО. — Можете назвать его имя?

КРОТОВА. — Да. Он вдовец, так что я не нанесу ущерба его репутации. Это Розин Лев Павлович.

КОСТЕНКО. — Чем он занимается?

КРОТОВА. — Военврач в отставке.

КОСТЕНКО. — Спасибо. Теперь расскажите, пожалуйста, по какому поводу к вам приезжал однополчанин Николая Кротова?

КРОТОВА. — Никакого повода... Расспрашивал, что у меня сохранилось от Коли, я ответила, что не помню, кажется, есть, давно не перебирала письма и альбомы.

КОСТЕНКО. — Дальше...

КРОТОВА. — Он сказал, что Коля вроде герой, про него документы ищут... Назавтра снова позвонил, пригласил в кафе, добро рассказал про Колю, говорил интересно, потом я почувствовала его интерес ко мне как к женщине. Я дала ему понять, что этого... Ну, словом, я дала ему понять... Тогда он переключился на разговор о моей профессии.

КОСТЕНКО. — То есть?

КРОТОВА. — Сказал, что к старости, когда вышел в отставку, начал...

КОСТЕНКО. — Он был в форме?

КРОТОВА. — Да.

КОСТЕНКО. — Сколько звезд было на погонах?

КРОТОВА. — Две больших. Как у Льва Павловича.

КОСТЕНКО. — А не четыре маленьких?

КРОТОВА. — Нет, нет. Лев Павлович был военврачом, я знаю, что такое капитан второго ранга...

КОСТЕНКО. — Сколько лет Льву Павловичу?

КРОТОВА. — А что?

КОСТЕНКО. — Интересуюсь, когда он вышел в отставку?

КРОТОВА. — Я не помню... Давно уже... Ему шестьдесят восемь...

КОСТЕНКО. — Простите, что перебил...

КРОТОВА. — О чем же я?

КОСТЕНКО. — Не вы, а он... Переключился на разговор о вашей профессии, о его отставке, старости, о том, что он начал...

КРОТОВА. — Ну да! Вспомнила! Он сказал, что ездит в Коктебель, собирает там полудрагоценные камни: агат, аметист. Набрал уже много, получил в наследство от покойной жены золото, спрашивал, где можно огранить камни, нельзя ли это сделать у нас — при торге есть мастерская по ремонту ювелирных изделий...

КОСТЕНКО. — Вы отказали ему?

КРОТОВА. — Нет, отчего же, я обещала помочь...

КОСТЕНКО. — Дальше...

КРОТОВА. — Когда я почувствовала его интерес ко мне как женщине, все стало плохо. Я дала ему понять, что мне это неприятно. Это был неловкий момент... Но потом снова все было вполне пристойно.

КОСТЕНКО. — Сколько времени надо ждать записи на ремонт золотых изделий в вашей мастерской?

КРОТОВА. — Да никакой записи. Просто ребята медленно работают, они не на хозрасчете, а на твердом окладе, а я если попрошу — сделают сразу же.

КОСТЕНКО. — И огранят камень, и оправят в золото?

КРОТОВА. — Конечно.

КОСТЕНКО. — Это разрешено законом?

КРОТОВА. — Если человек предъявляет паспорт, чего же в этом предосудительного? К нам многие приходят ремонтировать драгоценности, мы у всех требуем паспорт, а там прописка, номер отделения милиции — чего ж больше? Так можно всех заподозрить...

КОСТЕНКО. — Это — упаси бог, это не надо. А вы документ капитана не посмотрели?

КРОТОВА. — Это неудобно... Если бы он сдал товар в мастерскую, я бы, конечно, проверила документы — даже у однополчанина покойного родственника...

КОСТЕНКО. — В магазин вы с ним вместе заходили?

КРОТОВА. — Да. Он проводил меня на работу, посмотрел наши изделия...

КОСТЕНКО. — Те, которые на витрине? Или вы показали ему некоторые вещи, не пошедшие еще на прилавок?

КРОТОВА. — Вы что, следите за мной?

КОСТЕНКО. — Нет. Я просто смотрю на вас. И вижу, что вы волнуетесь. А волнуется тот человек, который чего-то недоговаривает. Я хочу понять, что вы скрываете?

КРОТОВА. — Ах, ничего я не скрываю! Я работаю в торговле тридцать лет, прекрасно знаю тех людей из ОБХСС, которые курируют нашу ветвь, у меня никогда не было трений с вашей организацией.

КОСТЕНКО. — Скажите, а как удобнее транспортировать золото? В песке, слитках или изделиях?

КРОТОВА. — В слитках. Вы имеете в виду промышленную транспортировку?

КОСТЕНКО. — В формах транспортировки я не силен. Я сыщик, а не хозяйственник. А был у вас никакой не однополчанин Кротова, а убийца, который трупы топором рубит...

КРОТОВА. — Вы это говорите серьезно?

КОСТЕНКО. — Вполне.

КРОТОВА. — Господи... Я действительно показала ему несколько платиновых колец с бриллиантами, которые мы еще не пустили на прилавок, ждем конца квартала, бережем для выполнения плана...

КОСТЕНКО. — У вас весьма точный глаз. Вспомните, пожалуйста, он очень внимательно разглядывал ваш кабинет? Ходил по нему?

КРОТОВА. — Он не вел себя как грабитель, который исследует толщину решеток на окнах... Мои окна забраны толстыми стальными прутьями, а сигнализация идет напрямую к вам...

КОСТЕНКО. — А не спрашивал он вас, — с юмором, мимоходом, — не боитесь ли воров?

КРОТОВА. — Нет... Не так... Он сказал: «Вы тут как в бункере, полнейшая безопасность».

КОСТЕНКО. — Вы возразили?

КРОТОВА. — Нет, я сказала, что если смогли ограбить банк, то уж нас, если захотят, подавно ограбят.

КОСТЕНКО. — Вы материально ответственны?

КРОТОВА. — Нет. Заместитель.

КОСТЕНКО. — У вас дома есть фотографии Николая Кротова?

КРОТОВА. — Школьные.

КОСТЕНКО. — А письма?

КРОТОВА. — Да... Я не помню... Может быть...

КОСТЕНКО. — Он знает ваш адрес?

КРОТОВА. — Нет.

КОСТЕНКО. — Вы его не приглашали в гости?

КРОТОВА. — Нет.

КОСТЕНКО. — Мы сейчас поедем к вам и посмотрим в вашем семейном архиве все фото и письма».