– Знаете он будто чувствовал приближение войны... За полгода, ранней весной, начал посещать Осоавиахим и, к нашему вящему удивлению, пролетел над школой с Игорем Андреевичем! Крылышками помахал!
– А кто такой Игорь Андреевич?
– Наш аэронавт! Кумир всех мальчишек! Во времена оно служил в белой гвардии, поэтому его не пригласили в РККА, но он пристроился в Осоавиахиме. Весь в кожаном, перчатки с раструбами, усы, брови вразлет, удивительный был мужчина! Он, правда, потом перелетел к немцам в Новороссийск...
– Как фамилия кумира? – спросил Костенко.
– Не помню... Игорь Андреевич... Его все звали Игорь Андреевич!
Сандумян поднялся:
– У вас тут поблизости есть телефон?
– Обещают в следующей пятилетке, пока нет...
– Ничего, – сказал Костенко, – успеете, Месроп... Садитесь... Александра Егоровна, у вас случаем писем от Коли нет? Он, видимо, очень хорошо к вам относился...
– Письма! – она прыснула со смеха. – Умей он хорошо писать, его бы устроили на работу, где давали бронь, а не отправили на войну...
– Но ведь отец пытался пристроить Колю на завод, – мягко спросил Костенко. – Разве нет?
– Конечно. А на завод брали лучших комсомольцев из невоеннообязанных. А Коля был такой здоровый.
– Александра Егоровна, школьные тетради хранятся в архиве? – спросил Месроп.
– Какие же в школе архивы, молодой человек?! Это ведь школа, храм, а не околоток... Некоторые учителя оставляли себе особенно интересные сочинения. Я долго берегла изложения Лиды Гончаровой, она прекрасно записывала рассказанное, даже запятые улавливала... А Никодим Владимирович хранил ужасные сочинения, с тьмой грамматических ошибок...
– Он жив? – спросил Костенко.
– Да что вы! Он старше меня на два года и три месяца! Это я зажилась...
– А кто у него остался? Сын? Дочь?
– Две дочери, Лидочка и Риммочка, они его обожали, так и остались соломенными вдовами, вроде меня...
– Александра Егоровна, а к вам этой зимой моряк не наведывался?
– Какой моряк? – удивилась учительница. – Среди моих учеников не было матросов... И потом ко мне редко приходят, я ведь была строгой, я не заигрывала, как это теперь принято, с детьми. Я требовала. Да, я требовала, а кому нравится, если требуют?! Отчего я Колю помню и люблю? Потому что он, еще мальчиком, понимал, что порядок и требовательность – самое главное в жизни.
«И сила, – подумал Костенко. – И еще – неверие в книгу, особенно в Гулливера».
10
Тетрадку Николая Кротова в доме покойного Никодима Владимировича нашли дочери – Риммочка и Лидочка, тоже старушки уже – по описи.
– Хотя папа не был знаменитостью, – сказала младшая, Лидочка, – но его архив мы передаем государству. Уже приезжали из Краснодара, смотрели, восхищались: история педагогики края за пятьдесят лет, где еще такое сохранилось?! Вам неверно сказала Александра Евгеньевна, что папочка собирал только отменно плохие сочинения, папочка хранил все. Плохое – в том числе. Он был у нас настоящим гражданином, поэтому оставлял потомкам правду, а разве она бывает однозначной?
«МВД СССР, УГРО, Тадаве. Эксперты адлерского НТО установили идентичность почерка Кротова с подписью того человека, который получил деньги за убитого Минчакова, исследовав выпускное сочинение Кротова в мае 1941 года. Тема сочинения вольная. Костенко».
...Вечером, прогуливаясь по набережной, – голова раскалывалась, менялась погода, видимо, шло к дождю, – Костенко обратил внимание на большой плакат, вывешенный возле порта: «Черноморско-Азовской рыболовецкой флотилии требуются матросы, мотористы, раздельщики рыбы. Заработок – до 400 рублей».
Сначала он подумал, что после университета, начав службу в угро, он и мечтать не мог о таких деньгах, потом вспомнил Левона, который раскладывал ему бюджет актрисы: «Из ста десяти рублей, которые она получает в месяц, откладывай на еду; да, все верно, хлеб дешев, дешевле всего в мире; квартира, если дали, дешева, дешевле всего в мире; книгу новую надо купить, если есть блат, тоже дешево, на все про все приблизительно семьдесят пять рублей. А вот хорошие туфли, я не говорю о зимних сапогах, – поди их еще достань, – стоят сто или больше, отдай и не греши, а в чем бедной актрисуле выступать? В валенках, что ль? А она ведь концертами кормится – по десяточке, по пятерочке. Глядишь, и набежит еще одна сотенная...»
Костенко вдруг повернулся, чуть не побежал в отель, но, когда был уже почти рядом, остановил такси и сказал шоферу:
– Пожалуйста, в горотдел милиции.
Там он попросил дежурного открыть кабинет Месропа, позвонил ему и сказал:
– Не сердитесь, что так поздно, приезжайте, пожалуйста, сюда и попробуйте привезти с собою начальника отдела кадров рыбфлота. Или же того, кто оформляет на работу людей, уходящих в дальние плаванья...