Противостояние [= Армагеддон]. Книга первая

Ник беззвучно закричал от боли и прижал дуло пистолета к боку Буза, нажав на курок. Хотя он не мог слышать выстрел, он почувствовал, что его руку отбросило в сторону. По рубашке Буза заструилась кровь. Но все еще не чувствуя боли и озлобленный сопротивлением, Буз только крепче вцепился Нику в лицо.

Сжавшись от боли и ужаса, Ник еще и еще раз нажал на курок. По тому как Буз обмяк, он понял, что его противник мертв. Тогда он осторожно убрал с лица его руки и, зажав глаз ладонью, замер на полу, ожидая, пока утихнет боль. Горло будто раскололи на сотни крошечных осколков.

Наконец Ник нашел в себе силы встать на четвереньки и пошарил по полу в поисках свечи. Он зажег ее от настольной зажигалки. В тусклом свете он увидел Рея Буза, лежащего на полу лицом вниз. Тот напоминал выброшенную волной на берег дохлую птицу. Пуля насквозь пробила его тело, оставив на рубашке кровавые следы. Вокруг трупа растекалась лужица крови. В свете пламени тень Буза приобретала причудливые формы.

Со стоном Ник заковылял в ванную, все еще прижимая ладонью глаз, и посмотрел там на себя в зеркало. Он увидел между пальцами струйку крови и на мгновение отвел руку. Ник не был уверен, но ему показалось, что он останется одноглазым.

Тогда он вернулся в контору и с ожесточением несколько раз ударил ногой неподвижное тело Буза.

Ты ослепил меня, говорил он мертвому человеку. Сперва ты выбил мне зубы, потом — глаз. Ты доволен? Или, если бы тебе удалось, ты лишил бы меня обоих глаз? Ослепил бы и бросил бы беспомощного здесь, одного, обрекая на верную смерть? Этого ты хотел, скотина?

Он снова ударил Рея Буза ногой, и внезапно ощущение прикосновения к мертвому телу заставило его отшатнуться. Тогда он подошел к столу, сел за него и положил голову на руки. Снаружи совсем стемнело. Казалось, погасли все фонари на свете.

32

— Я хочу выбраться из города, — не поворачиваясь, сказала Рита. Она стояла на крошечном балкончике, поеживаясь от утренней свежести.

— Ладно, — ответил Ларри. Он сидел за столом, доедая сэндвич.

Она повернулась к нему. Если днем в парке она выглядела как элегантная дама лет сорока, то сейчас напоминала женщину, балансирующую между началом и концом шестого десятка. В пальцах у нее подрагивала сигарета, что придавало дыму причудливые очертания.

— Я говорю серьезно.

Он вытер губы салфеткой.

— Знаю, что серьезно, — сказал он, — и поддерживаю. Нам действительно нужно выбираться отсюда.

Мускулы на ее лице дрогнули, и Ларри показалось, что в этот момент она стала еще старше.

— Когда?

— А почему бы не сегодня?

— Ты милый мальчик, — сказала она. — Хочешь еще кофе?

— Я и сам могу…

— Ерунда. Сиди, где сидишь. Я всегда сама приносила моему мужу вторую чашку. Ему это нравилось. Хотя за завтраком я никогда не видела ничего, кроме его пробора. Сам он всегда отгораживался свежей газетой. Или какой-нибудь чертовой книгой. Белль. Камю. МИЛЬТОН, на худой конец. Ты приятно контрастируешь с ним. — Она посмотрела через плечо на дверь, ведущую в кухню.

Он улыбнулся, глядя на нее и вспоминая их вчерашнюю встречу в парке. Теперь даже блеск ее бриллиантов в его глазах померк. Он не удивился, если бы они оказались простыми фионитами.

Она вернулась из кухни.

— Прошу, — дрожащей рукой она протянула ему чашку, судорожно пытаясь не расплескать обжигающий кофе. И все же капля кипятка попала Ларри на руку, и он вздрогнул.

— Ох, извини…

— Все в порядке..

— Нет, это я… корова… глупая… неуклюжая…

Она залилась слезами, странными для Ларри — будто оплакивала кончину единственного друга.

Он встал и обнял ее за плечи.

— Прости, я не знаю, что со мной происходит… я никогда не была так неуклюжа… прости…

— Ерунда, все в порядке.

Ларри механически поглаживал Риту по голове. Он прекрасно представлял себе возникшие сложности, как личного, так и не личного характера.

Сложностью неличного характера был запах. Он проникал в квартиру через окна и двери. Это был запах гниения, запах разложения. Запах тысячи трупов, усиленный жарким июльским солнцем; запах, от которого невозможно убежать, как бы ты этого не хотел.

В Манхеттене все еще работал свет, но Ларри был уверен, что во многих других местах он погас уже давно. Прошлой ночью, после того, как Рита уснула, он стоял на балконе и видел, что Бруклин освещен менее чем наполовину. Часть Манхеттена тоже утонула во тьме. Не горел свет и в Нью-Джерси…

Темнота означала нечто большее, чем отключенное электричество. Помимо всего остального, она означала выключенные кондиционеры, без которых в середине лета невозможно прожить. Она означала, что люди, умершие в своих квартирах, разлагаются гораздо быстрее, а значит, и запах их трупов становится гораздо ужаснее.

В личном плане, полагал Ларри, Рита была встревожена их вчерашней находкой, когда они покидали парк. Сперва она смеялась, но потом как-то мгновенно постарела и сникла.