Противостояние. Спецслужбы, армия и власть накануне падения Российской империи, 1913–1917 гг.

Армия обнаружила огромную нехватку кадров контрразведчиков не только в прифронтовой полосе, но даже в центральном аппарате: 4 августа ротмистр А. Я. Пахомов назначен помощником начальника КРО при отделе генерал-квартирмейстера ГУГШ[767]. Не было даже квалифицированных дешифровщиков: в ГУГШ некому было разбирать и переводить поступавшую секретную переписку агентов вражеских государств. Генерал Н. А. Монкевиц 21 июля 1914 г. обратился с просьбой к В. П. Никольскому о выделении для работ по дешифровке в распоряжение давно уже работающего в Главном штабе жандармского подполковника В. А. Ерандакова[768] жандармского подполковника Г.Г. фон Мец[769]. Неразбериха в контрразведке была столь велика, что уже через месяц, 22 августа, Мец докладывал Ерандакову, что перевод австро-венгерских и бельгийских шифрованных телеграмм завершен, а германские и турецкие удалось расшифровать не все. «Остальной материал, состоящий из шифрованных телеграмм других государств, не может быть вообще дешифрован частью по неимению кодов соответствующих государств, частью по недостаточности данных для установки ключей к имеющимся кодам[770]. Очевидно, что к ведению военной контрразведки не было готово даже ГУГШ, не имевшее современных кодов к прочтению секретной переписки противника.

Уже в конце июля 1914 г. стало понятно, что начальник Киевского ГЖУ полковник А. Ф. Шредель не справляется с огромным объемом работ[771]. Ему приходилось командировать на военные нужды 6 офицеров собственного управления[772], то есть 80 % офицерского состава. Работа ГЖУ в уездах Киевской губернии полностью парализована, нормально идет только в Киеве. Схожая ситуация в Минском ГЖУ – на охрану Верховного главнокомандующего и борьбу со шпионажем в штаб Ставки в место Барановичи командированы подполковник А. И. Солтан, адъютант В. В. Гусаков, 9 унтер-офицеров, 2 филёра, а еще 2 унтер-офицера переданы главному начальнику Минского военного округа. Начальник Минского ГЖУ полковник Н. Ф. Бабчинский пожаловался в штаб ОКЖ, что на всю работу в городе и губернии у него осталось всего 2 офицера и 22 унтера, филёров почти нет[773].

При этом работу по контрразведке вели не только КРО, но и сами жандармы. Например, штаб корпуса направил 5 августа 1915 г. ротмистра Бурдюгова в Подольское ГЖУ на ведение контрразведывательной работы[774]. В конце июля 1914 г. департамент полиции выпустил два циркуляра: о борьбе со шпионскими радиостанциями на территории России и о борьбе с разведчиками-китайцами[775]. Наконец, в связи с тем, что КРО военных округов были переведены на фронт, работа по организации контрразведывательной деятельности в польских губерниях была возложена на местные жандармские управления.

Жандармским управлениям поручалась зачастую не только контрразведка, но и непосредственно военная разведка. Так, в Сувалкском ГЖУ 25 июля 1914 г. по распоряжению коменданта Ковенской крепости в двухдневный срок была образована команда агентов-лазутчиков[776]. А 15 сентября 1914 г. генерал-квартирмейстер штаба 2‐й армии Северо-Западного фронта генерал-майор Н. Г. Филимонов выпустил секретную инструкцию № 380 по ведению военной разведки с возложением ответственности не только на чинов разведывательных отделений, но и на начальников уездных жандармских управлений[777]. Как показывает практика 1914 г., жандармские офицеры занимались на данном участке работ в основном ведением допросов военнопленных и составлением сводных сведений для чинов РО[778].

Шпиономания и репрессии в Польше

Шпиономания стала одним из новшеств Первой мировой войны наряду с танками и отравляющими газами. Массовая шпионская истерия была характерна не только для России – она распространилась по всем странам Европы, в большей или меньше степени в Германии, Австро-Венгрии, Франции, Италии и Великобритании. Начавшись с первых дней войны, она то вспыхивала во время поражений, то стихала в удачные периоды. Тонко подмеченное историком Грековым различие между русской шпиономанией, с одной стороны, и австрийской, немецкой и французской – с другой, заключалось в отношении к ней правительства. Если царские власти и общественные организации её искусственно раздували, то кайзеровские и французские старались контролировать и подавлять[779].

Летом – осенью 1914 г. в организации работ по контрразведке творился совершенный хаос. Непонятно было, кто кому подчиняется, кто обязан вести дознание, как принимать решения по лицам, уличенным и заподозренным в шпионаже и иной антиправительственной деятельности. В условиях тотальной дезорганизации работы тыла начались настоящие репрессии. Рассмотрим их на примере Польши и конкретно в сфере деятельности Варшавского ГЖУ, где данные репрессии имели наиболее массовый характер.