Одной из скрытых причин противостояния военных и жандармско-полицейских властей стала резкая политизация армии, участие ряда высокопоставленных чинов армии в политических интригах. В конце 1915 – начале 1916 г. руководство департамента полиции получило точные данные от секретной агентуры о наличии антиправительственного заговора в руководящем и старшем офицерском составе армии, о единении части офицерства с парламентской оппозицией и революционными партиями. Однако расследование этих сведений зашло в тупик. Полиция рассчитывала на то, что условно либеральный генералитет, группирующийся вокруг Гучкова и прочих представителей легальной оппозиции, не сможет договориться с социалистами-революционерами и социал-демократами. Следует заметить, что со времен Цюрихской межпартийной конференции 1910 г., организованной эсерами, шло объединение работы всех социалистических партий в воинской среде, а во время войны с ними сблизились кадеты. После того как был образован ЦВПК и сеть военно-промышленных комитетов по городам империи, появилась легальная площадка для проведения негласных переговоров буржуазии, оппозиционных политиков и общественных деятелей с представителями революционного и рабочего движения.
Руководство МВД и политического сыска в лице С. П. Белецкого, А. Н. Хвостова, Е. К. Климовича, П. Г. Курлова видело решение проблемы политической ненадежности армии в реализации следующего комплекса мер: 1) установление военной агентуры из нижних чинов как в тылу, так и на театре военных действий, 2) подчинение контрразведывательных отделений жандармским управлениям и вывод их из-под контроля военного ведомства, 3) усиленное наблюдение за руководством армии и перлюстрация переписки.
Описанные Сергеем Палеологом планы Климовича по массовым арестам оппозиции, крупных предпринимателей, ее финансировавших, говорят об осознании руководством политической полиции отчаянного положения режима летом 1916 г. Вкупе с репрессивными действиями контрразведок и планами Белецкого по введению подобия превентивной юстиции, можно констатировать, что как российская политическая полиция, так и контрразведка совершенно независимо друг от друга двигались по пути введения репрессивной политики в стране. Представляется, что в условиях катастрофических не боевых кадровых потерь жандармского корпуса (20–30 % офицеров жандармерии было командировано на обеспечение нужд армии, прошла забастовка полиции, нижние чины жандармских дивизионов массово уволились из корпуса), в условиях полной дезорганизации управления на местах, а также в силу специфики жандармского образования репрессии были неосуществимы на практике. Однако сама тенденция говорит об определенной направленности образа мыслей защитников политического режима: «гордиев узел» социально-политических проблем, казалось, легче не распутывать политикам, а разрубить при помощи аппарата органов государственной безопасности.
Особо следует отметить влияние образования на неспособность политической полиции жестко подавлять оппозицию. В своих лекциях по праву на специализированных жандармских курсах полковник В. А. Беклемишев проводил идею человека, как существа разумного и свободного, а государства – как объединения таких граждан на внесословной, наднациональной и надклассовой основе. Полковник А. И. Спиридович в рамках курса политического розыска делал основной акцент на идеологической составляющей борьбы жандармского офицера против революционеров, на служении Закону и законному строю, а не политическому режиму. В жандармских умах и сердцах шла борьба между идеалами законности, порядка, гражданственности, с одной стороны, и суровой реальностью необходимых жестких (если не жестоких) мер противостояния легальной политической оппозиции – с другой. Сложившаяся дилемма не смогла найти своего решения. Отношение к произволу контрразведок на фронтах мировой войны показало этический раскол в рядах сыска: в то время как одни (например, подполковник С. В. Леонтович) активно способствовали репрессивной политике, другие (полковник И. А. Леонтьев, генерал-майор А. П. Бельский, штабс-ротмистр В. В. Ган) пытались ей противостоять.