Противостояние.Том I

В следующие несколько дней у нее было полно дел, поскольку в скором времени она ожидала гостей. Сны там или нет, устала она или не устала, но она никогда не встречала гостей нерадушно и сейчас не собиралась. Но ей придется делать все очень медленно, не то она забудет какие-то вещи — она теперь о многом стала забывать, — все перепутает и кончит тем, что будет гоняться за собственным подолом.

Прежде всего надо сходить в курятник Эдди Ричардсон, а путь туда был неблизким — четыре или пять миль. Она поймала себя на том, что принялась раздумывать, пошлет ли Господь ей орла, чтобы тот перенес ее на эти четыре мили, или Он пошлет Илию со своей огненной колесницей, чтобы подвезти ее.

— Богохульство, — благодушно укорила она себя. — Господь дает силы, а не посылает такси.

Перемыв тарелки, она надела тяжелые башмаки и взяла трость. Даже теперь она редко пользовалась тростью, но сегодня та ей понадобится. Четыре мили — туда, четыре — обратно. Когда ей было шестнадцать, она могла пролететь их галопом и примчаться рысью обратно, но те шестнадцать теперь далеко позади.

Она вышла в восемь утра, надеясь добраться до фермы Ричардсонов к полудню и проспать там самую жаркую часть дня. Ближе к вечеру она зарежет кур, а потом вернется домой в сумерках. Ей не удастся добраться до дому засветло, и это заставило ее подумать о своем вчерашнем сне. Но тот человек был еще далеко. Ее гости намного ближе.

Она шла очень медленно, даже медленнее, чем следовало, потому что и в половине девятого солнце уже пекло вовсю. Она не очень потела — на ее костях было слишком мало мяса, чтобы выделять пот, но, когда она добралась до почтового ящика Гуделлов, ей пришлось немного отдохнуть. Она уселась в тени их перечного деревца и съела несколько фиников. Ни орла, ни таксомотора поблизости не было видно. Она слегка посетовала на это, встала, разгладила складки на платье и пошла дальше. Нет, никаких таксомоторов. Господь помогает тем, кто помогает себе сам. Тем не менее она чувствовала, как скрипят все ее суставы; ночью они устроят хороший концерт.

Она все больше и больше горбилась над своей тростью, но продолжала идти, хотя ее запястья уже начинали причинять ей страдания. Ее грубые башмаки с желтыми шнурками шаркали по пыли. Солнце нещадно палило, и тень ее становилась все короче и короче. Этим утром она видела больше — диких животных, чем за все время начиная с 20-х годов: лису, енота, куницу, дикобраза. Вороны были повсюду — каркали, кружась в небе. Доведись ей присутствовать при том, как Стю Редман и Глен Бейтман обсуждали непонятное им — оно действительно казалось им непостижимым — явление, а именно: почему супергрипп поразил одних животных, пощадив других, — она бы рассмеялась. Эпидемия погубила домашних животных, а диких не тронула. Все ведь очень просто: хотя в виде исключения некоторые особи домашних животных тоже уцелели, основной целью чумы было уничтожение человека и его лучших друзей. Она забрала собак, но оставила волков, потому что волки были дикими, а собаки — нет.

Горячие вспышки боли пронзали ее бедра, коленные суставы, щиколотки и запястья, напрягавшиеся, когда она опиралась на трость. Она шла и разговаривала со своим Богом иногда молча, иногда вслух, не ощущая никакой разницы между этими двумя способами. И она снова принялась думать о своем прошлом. 1902-й был самым лучшим годом, это да. После него время, казалось, набрало скорость, страницы какого-то толстого календаря перелистывались и перелистывались без остановки. Жизнь тела проходила поразительно быстро… Как же получилось, что тело успело так устать от прожитого?

У нее было пятеро детей от Дэвида Троттса; одна из дочерей, Мейбелл, подавилась куском яблока и умерла на заднем дворе старого дома. Абби развешивала белье и, повернувшись, увидела, что девочка лежит на спине, схватившись за горло, и все ее личико побагровело. В конце концов ей удалось вытащить кусочек яблока, но к тому времени малютка Мейбелл была уже холодной и неподвижной, единственная ее дочь и единственная из всех ее детей, умершая от несчастного случая.

Она уже сидела в тени вяза за оградой Ноглеров, и ей было видно, как через двести ярдов грунтовая дорога переходит в асфальтированную — с этого места шоссе Фрнмантлов становилось шоссе округа Полк. Гудрон блестел от жары, а у линии горизонта сверкал ртутью, как вода во сне. В жаркий день всегда видишь такую ртуть на самой линии горизонта, но никак не можешь приблизиться к ней. По крайней мере у нее это никогда не получалось.

Дэвид умер в 1913-м от гриппа, не очень отличавшегося от нынешнего, который унес так много жизней. В 1916-м, когда ей было тридцать четыре, она вышла замуж за Генри Хардести, чернокожего фермера из округа Уилер, к северу отсюда. Он специально приезжал, чтобы ухаживать за ней. Генри был вдовцом, у него осталось семеро детей — все, кроме двоих, выросли и разъехались. Он был старше Абагейл на семь лет. Он подарил ей двух мальчиков, прежде чем его трактор перевернулся и придавил его насмерть в конце лета 1925-го.