Протопоп Аввакум и начало Раскола

В донесениях Родеса, торгового агента королевы Христианы, очень умного и прекрасно осведомленного дипломата, слышится отголосок того волнения, которое было вызвано этими мерами в московской колонии иностранцев. Указ относительно слуг, сообщает он, выполняется неукоснительно: заинтересованные лица представили свои челобитные, но это оказалось напрасным. Стрельцы вторгались отрядами от десяти до двадцати человек к иностранным офицерам и купцам, обыскивали их дома и, если находили там русских, забирали их и уводили. «Старые немцы», как они себя называли, то есть иностранцы, обосновавшиеся на Руси со времени предыдущего царствования, обратились с челобитной, в которой они брали на себя обязательство соблюдать Великий пост как для себя, так и для своих людей: им ответили, что им остается только принять крещение! Конфискация имений была не только тягостной мерой – это было настоящее разорение. Много офицеров, говорит все тот же Родес, подали в отставку; впрочем, они возобновили свою просьбу в день именин царя, то есть 17 марта, но ответ все не поступал. Шотландец полковник Джонс заявил боярину Илье Милославскому, что он не желает нигде служить как язычник: если его считают таковым, пусть дадут ему отставку! Большинство, из боязни лишиться своих прекрасных поместий, принимали православие. Жан де Грон, чтобы облегчить иностранцам переход в православие, предложил, между прочим, чтобы новообращенных не заставляли проклинать их прежнюю веру[657]. Уже более ста двадцати «старых немцев», по имевшимся данным, находились в монастырях, чтобы приготовиться к крещению[658]. Духовник царя как будто обещал, что, если ему дадут свободу действий, он постарается сделать так, чтобы к празднику св. Симеона (новый год, 1 сентября) осталось бы лишь очень немного не обращенных в православие иностранцев. Про него говорили: «Это он, видно, причина всему. Это он зачинает всякого рода новшества. Иностранцы питают к нему ужасную ненависть. Очевидно, что между патриархом и духовником имеется зависть, ибо последний мечтает возвыситься, чтобы иметь возможность своей собственной властью, без согласия патриарха, начинать и доводить до благополучного конца некие великие начинания. Говорят, что он желал бы облечься в иное, новое одеяние. Но патриарх совершенно на это не согласен и говорит, что он во всем обойдется и без его согласия»[659].

Коротко говоря, жизнь иностранцев стала невероятно тяжелой, что же касается русских, то, по свидетельству пожилых людей, они никогда так строго не выполняли требований Великого поста, как теперь. «Некоторые даже, желая, чтобы их считали святыми, изнуряли себя чуть ли не до смерти. Другие же, будучи истощены за пост, предавались на Пасхальной неделе таким излишествам в еде, что они тут же умирали»[660]. Как рассказывают в это время, самые набожные отказались даже от сахара, так как для его очистки и отбелки употребляют яичный белок[661].

В феврале при стечении всего народа перенесли в особую раку мощи патриарха Ермогена, замученного и брошенного на произвол судьбы поляками[662]. Собор решил, что такие же почести должны быть оказаны митрополиту Филиппу и патриарху Иову. В этом сказывалось широкое желание искупить все преступления Смутного времени, ибо Иов был также отрешен от должности и выслан захватчиком Лжедмитрием. Но тут сказывалась и другая тенденция: возвеличить владык, которые героически пали жертвой гражданской власти – гражданской власти, которая действовала и поныне. И, наконец, это было новым поводом для торжественных богослужений.

11 марта Никон отправился в Соловки в сопровождении пышной свиты из мирян и духовенства: с ним были бояре, один архимандрит, один игумен, один протоиерей, множество монахов, священников, дьяконов, юродивый Христа ради Вавила, или Василий Босой, обычное доверенное лицо царя и патриарха; также шестнадцать певчих, десятка два стрелецких старшин и сотня стрельцов [135]. Никон вез особое письмо к усопшему митрополиту Филиппу от патриарха, так же как и письма от царя, в котором последний обращался к митрополиту Филиппу с трогательной и безыскусной мольбой: «Молю, чтобы ты снисшел сюда, дабы разрешить грех предка моего царя и великого князя Иоанна Васильевича, совершенный им в час безрассудства, зависти и неукротимой ярости (…) Склоняю пред тобой свое царское достоинство за того, кто согрешил перед тобой, чтобы твое явление среди нас простило бы ему его вину и чтобы было стерто посрамление, которое тяготеет на нем, за то, что он изгнал тебя (…) Молю тебя, о священная глава, и склоняю честь моего достоинства перед твоими честными мощами. Склоняю пред тобою, дабы умилостивить тебя, всю свою власть (…) То я, царь Алексий, желаю видеть тебя и пасть ниц перед твоими святыми мощами»[136].

Немного позднее митрополит Варлаам отправился с боярином Салтыковым в Старицу, чтобы взять мощи патриарха Иова (Иов не канонизирован)[663].

VIII Аввакум в Юръевце