Протопоп Аввакум и начало Раскола

На следующий день, 1 сентября, «по приказу царя и патриарха», боярин князь Александр Трубецкой и дьяки Григорий Протопопов и Третьяк Васильев были уведомлены о том, что его святейшество патриарх Никон решил выслать бывшего протоиерея церкви Входа Господня во Иерусалим в Юрьевце на Волге, из-за учиненных им больших беспорядков, в сибирский город на Лене, с женой и детьми[827]. Так был назван Якутск, самый дальний пост, занятый русскими в Сибири.

В это же 1 сентября 1653 года в Успенском соборе в присутствии царя и царицы было совершено низложение протопопа Логгина. Оно послужило поводом для бурного инцидента, ибо после того как, согласно обряду, Логина остригли и сняли с него рясу и кафтан, он в припадке исступления плюнул в лицо Никону и продолжал его ругать, затем вдруг сорвал с себя рубашку и бросил ее в лицо Никону. В эту минуту никто не придал этому происшествию большого значения; по-видимому, удовлетворились тем, что, избивая его кулаками, снова надели на него эту необходимую ему одежду; ибо Аввакум, в письме, написанном несколько дней спустя Неронову, сообщил только, что «его выгнали из церкви в рубашке, сильно избив» и что затем его волокли несколько раз по земле от Патриаршего двора до Богоявленского монастыря. 14 сентября он снова был отослан в свое село в муромских землях под наблюдение своего отца, с заявлением глашатая, чтобы его больше не почитали ни протопопом, ни священником. Но позднее, когда приверженцам старой веры понадобятся знамения, чтобы доказать, что они правы, история этой рубашки будет ими использована чудесным образом. Упав на престол, она расстелилась, покрыв чашу и дискос, которые совершавшие богослужение после выхода со Святыми Дарами поставили туда. Она, эта рубашка, была превращена Провидением в священный покров.

Аввакум, который не был свидетелем этой сцены, воспринял в 1664 году в Москве это поучительное толкование, которое он позже отметит в своем Житии, так же как и другое происшествие, якобы чудесное, с шубой и с шапкой[828]. Как в посещении ангела в Андрониковом монастыре, так и в происшествии с рубашкой не было никаких апокрифических подробностей; между тем со временем атмосфера чуда стала ощущаться все более и более. Аввакум остался еще недели две в Андрониковом монастыре. Наверное, в это время он исцелил одержимого из Ткац кой слободы (Хамовников), находившегося на покаянии за пьянство. Он исцелил его одними своими молитвами и запретил ему говорить об этом с кем бы то ни было, как это часто делал Христос. Поэтому об этом ничего не знали, и судьба его не изменилась[829]. Аввакум продолжал быть отрезанным от внешнего мира: одно письмо Неронова к нему не дошло. Он даже был разлучен с семьей: 14 сентября он еще не знал, что у жены его родился 6 сентября сын, названный накануне Корнилием[830].

15 сентября должен был произойти обряд лишения сана. Утром Аввакум был отведен в собор; телега его повстречалась с большим крестным ходом, который направлялся из Кремля в Сретенский монастырь, ибо в этот день был праздник Владимирской иконы Божией Матери[831]. Как тяжело! Во время начала обедни осужденный оставался на пороге церкви. Наконец, его ввели для страшного момента. Но вдруг царь сжалился над своим любимым протопопом: видели, как он сошел со своего трона и направился к патриарху, чтобы с ним поговорить. Аввакум получил помилование. Он не был расстрижен[832]. Ему оставили его звание и даже условия его ссылки были смягчены. Его выслали даже не на Лену, но в Тобольск, в распоряжение архиепископа Симеона. Этот последний, подобно всем его предшественникам, как раз в письме, полученном в феврале, требовал священников добродетельных и усердных[833]: Сибирский приказ сообщил Симеону, что ему присылают бывшего протоиерея из Юрьевца с его семьей, чтобы он его использовал в Тобольске или в другом месте[834]. На следующий день или в один из последующих дней Аввакум и Анастасия, а равно их дети: Иван, Агриппина, Прокофий и последний, которому было только около десяти дней, вместе с племянницей Мариной, в сопровождении казаков Иродиона Иванова из Енисейска и Ивана Степанова из Тюмени, вдобавок с тремя стрельцами из Москвы, которые должны были их сопровождать до Ярославля, направились по большаку в ссылку[835].