Протопоп Аввакум и начало Раскола

Вероятно, 16 августа, поскольку 14 и 15 были праздниками, Аввакум сопровождал своего наставника по дороге изгнания на некоторое расстояние от Москвы. После своего возвращения, вместо того чтобы вернуться в Казанский собор, он вошел в часовню св. Аверкия, которая принадлежала собору, приказал звонить к вечерне и отслужил вечерню до прибытия священника Амвросия, который был настоятелем этой часовни. Но Амвросий, предупрежденный Петром Ананьевичем, запретил ему всякий доступ в нее. Тогда Аввакум, отказываясь возвратиться в собор иначе, как в качестве протоиерея, приготовился к тому, чтобы служить всенощную в субботу 20-го в сарае, или «сушиле», на Нероновском участке при соборе. Много прихожан, в особенности духовные чада Неронова, последовали за ним. Самые усердные шли в самую церковь, чтобы переманивать других. Если кто-нибудь соблазнялся относительно этой службы, совершаемой в подобном месте, ему сейчас же отвечали: «Бывают случаи, когда конюшня лучше церкви». Согласно одним, около пятидесяти верующих, согласно другим, сто покинули церковь ради «сушила». У Аввакума в этот торжественный вечер было такое чувство, что он снова переживает мучения великого Иоанна Златоуста. Он извлек из его Жития одно из поучений для всенощной. Никогда, наверное, эта малая паства и ее пастырь не испытывали такого молитвенного подъема, как в этой непривычной атмосфере оторванности, бедности и преследования за правду. Уже отпели вечерню и утреню и начали уже читать часы, когда импровизированный дом молитвы был захвачен посланными от властей. То были боярин Патриаршего разряда Борис Нелединский и отряд стрельцов.

Иоанн Данилович, обеспокоенный отпадением некоторой части своих прихожан, убедил своих собратьев, других священников, довести это дело до сведения патриарха[821]. Стрельцы не дали священнику закончить Божественную службу. Они опрокинули аналой и богослужебные книги и растоптали их. Они бросились на священника, который был в епитрахили, избили его, таскали его за волосы. Они арестовали 33 верующих. Сначала всех отвели на Патриарший двор. Оттуда верующие были отправлены в тюрьму, где оставались неделю. Затем, вероятно, в следующее воскресенье, во время обедни, они были торжественно прокляты и отлучены от Церкви[822].

Аввакума сейчас же посадили на цепь[823]. На заре этого унылого воскресенья его втащили на телегу и привязали за вытянутые руки к перекладинам. В таком состоянии его везли через весь город вплоть до Андроникова монастыря. Там его, по-прежнему закованного в цепь, бросили в подземную тюрьму, совершенно темную и пустую. Его оставили без воды и еды. В конце третьих суток кто-то принес ему хлеба и «щец». Таинственного посетителя, который в темноте взял его за плечо, вложил ему ложку в руки и также таинственно исчез, он с полным правом мог принять скорее за ангела, чем за человека.

Со следующего дня, наверное, по просьбе Стефана, режим был смягчен: ему были позволены посещение архимандрита и монахов, выход из подземелья, дана лишь небольшая цепь и разрешен доступ в церковь. Но Аввакум на упреки в непослушании отвечает обвинениями в ереси. Он отказывается идти в церковь; его тащат туда насильно, тащат за волосы, за его цепь; его избивают; ему плюют в лицо. Этот отказ бросает свет на его образ мыслей: он уже тогда считал, что церкви, перешедшие на сторону Никона, – осквернены и что истинно верующий не должен в них входить. Может быть, вовсе не из-за оскорбленной гордости или наперекор всем он не хочет возвращаться в Казанский собор! Очень вероятно, что все его поведение согласовано с Нероновым во время их пути, совершенного вместе.

31 августа узник был взят из тюрьмы и отведен на Патриарший двор еще более позорным образом, пешком, в то время как его, подобно разбойнику, держали за длинные рукава рясы. Его допросили в Разряде относительно коллективной челобитной, недавно врученной в защиту Неронова. Он брал на себя всю ответственность, делал непричастным Бебехова, который скрылся во время первых арестов, а затем пришел, чтобы отдаться в руки властям[824]. Можно ли было ставить ему в упрек с канонической точки зрения совершение богослужения в «сушиле», как это делали потом многие историки? Требник 1652 года, согласно 58-му правилу Лаодикийского собора, предавал анафеме тех, кто утверждал, что можно совершать освящение Святых Даров в простых домах[825]. В своем «сушиле» Аввакум не совершал литургии, но только служил всенощную, которая, в крайнем случае, может происходить и в частном доме. С канонической точки зрения он был безупречен. Это, однако, не помешало протодьякону Григорию, собаке-ищейке Никона, наброситься на него и осыпать его бранью. В конце концов Никон снова отослал его в Андроников монастырь[826].