Протопоп Аввакум и начало Раскола

Царь и его духовник желали спокойствия. Но Никон, помимо неприязни, которую он мог питать к тем, кто нанес ему поражение, вообще торопился отделаться от кружка протопопов и попов, которые всегда стояли поперек его дороги. Случай скоро представился.

Протопоп Логгин в Муроме своими строгостями навлек на себя много ненависти. Однажды, присутствуя на обеде у воеводы этого города, когда хозяйка приблизились к нему, чтобы испросить у него благословения, он обратился к ней с резким вопросом: «Ты не набелилась?»[800] Один из приглашенных сейчас же подхватил: «А, так ты недолюбливаешь белила? Однако белила идут на то, чтобы рисовать Спасителя и Пресвятую Богородицу и всех святых. Так ты не почитаешь святые образа?» Воевода и многие другие тоже подхватили это: то был удачный предлог, чтобы обрушиться на протопопа, стеснявшего их своей строгостью. Напрасно он пытается защищаться от такого смехотворного обвинения: «Всему свое место. Рады бы вы были, если бы вам в глотку залили краски, которыми пишут иконы? Ведь иконы только изображения: Спаситель и все святые несравненно выше». Своими словами он только отягчает свое положение. В Москву без промедления отправляется донос: протопоп Логгин порочит-де образа Спасителя, Его Пречистой Матери и всех святых.

Никон отлично знал цену подобным обвинениям и вообще быстро расправился бы с ложным доносом. Он предпочел созвать в Москве в своей домовой церкви заседание Собора, на которое он вызвал Логгина. Невзирая на его защитительную речь, он приказал сейчас же его арестовать[801]. На одного члена кружка стало меньше.

На этом Соборе присутствовал Мисаил, епископ, в подчинении которого находился Логгин[802]; он слишком зависел от Никона, чтобы сказать что-нибудь. Один Неронов протестовал против совершенной несправедливости. Он подчеркнул тогда же характерную черту Никона – его неумолимую строгость и произвол, черты, которые, по его мнению, много будут способствовать тому, чтобы восстановить против него духовенство: «В этом ли заключается твоя благосклонность к духовенству?»[803] Никон, будучи новгородским митрополитом, сломал свой посох, избивая монахов, выпущенных из Соловков[804]; затем по дороге в Антониев Сийский монастырь он низложил, неизвестно почему, архимандрита Феодосия, выполнявшего свои обязанности в течение 8 лет, известного своей святой жизнью, своей неутомимой деятельностью, своей любовью к книгам и иконам[805]. Отныне же он намеревается приняться за кружок боголюбцев!

Итак, около 10–15 июля между Никоном и Нероновым началась война. На заседании Собора, выступая против Логгина и отвечая Неро нову, который упрекал его за то, что он действует, не посоветовавшись с царем, Никон в минуту гнева сказал: «Очень мне нужны его советы, плевать мне на них!» Все собравшиеся услыхали его дерзкие слова. Неронов констатировал их. Он стал публично порицать Никона. Затем, заручившись свидетельствами Ионы, митрополита Ростовского, Ермила, протопопа ярославского, и монаха Акакия, не менее возмущенных, чем он, он написал царю донесение по всем правилам: доносить об оскорблении величества было почти обязанностью. Положение, в котором очутился Никон из-за своей вспыльчивости и вследствие уверенности в бесконечном превосходстве своего святейшего сана, было очень трудное, но и Никон не дремал.

Он поспешно вызвал из Волоколамска прежнего священника Казанского собора, Лаврентия, ранее сосланного туда за кражу, и побудил его, в обмен на освобождение, заставить соборный клир подписать жалобу против своего протоиерея. Затем он созвал второе совещание Собора – вероятно, в последних числах июля – против Ионы и Неронова, обвиненных им в клевете против главы Церкви. Сначала Иона подтвердил свое показание; затем, разрыдавшись, бросил Неронову фразу: «Бог тебе судья, Иван. Зачем ты хочешь поссорить нас с патриархом?»[806] В конечном счете Иона все отрицал. Акакий не был допрошен. Перед страшным патриархом Неронов остался один, только с Ермилом, своим родственником. Чтобы защищаться, он начал нападать сам: он стал упрекать Никона в том, что он верит голословно всем клеветам, пущенным против боголюбцев, преследует их и безжалостно губит; преследует даже тех, кого некогда он считал безупречными и достойными занимать самые важные должности; окружает себя людьми, которых он же в свое время называл мошенниками; проклинает теперь, когда он подчинил себе царя, Уложение, которое он когда-то из страха одобрял; далее, в том, что он приказал нещадно бить одного соловецкого монаха, притом в воскресенье[807]. Неис тово атакованный в свою очередь протодьяконом Григорием, Неронов, наконец, заявил, что он не признает авторитета лжецерковного сборища, подобного тем, которые осудили святых Иоанна Златоуста и Стефана Сурожского[808]. Тем не менее он был осужден в силу 55-го правила апостольского, далее арестован и заточен 4 августа в Новоспасский монастырь[809]. Покончив с ним, Никон покончил тем самым с одним из самых решительных членов кружка.