Протопоп Аввакум и начало Раскола

Какое было принято решение, мы этого не знаем. Нужно ли почтить кружок боголюбцев за редкую стойкость, которую вскоре выкажет большинство его членов? Без сомнения, Стефан и Неронов подготовили других членов, преподав им строгое христианство и полную преданность своему служению. Но Стефан, кротость которого стремилась все примирить и который, будучи не в силах бороться, вскоре отправится в монастырскую келью, где и скончается, а равно и Неронов, сначала высланный, а затем подчинившийся, были неспособны увлечь своих собратьев на путь непримиримости. Это выпало на долю Аввакума. До этого времени Аввакум был только учеником Неронова; теперь, наряду с ним, он сделался главой течения.

Неронов, по своему обычаю, поручил свой приход другу и в первую неделю Великого поста удалился в Чудов монастырь, чтобы испросить совета у Бога. В конце своих девятидневных молитв он услыхал голос, исходящий от образа Спасителя: «Иоанне, дерзай и не убойся до смерти: подобает ти укрепити царя о имени моем, да не постраждет днесь Русия, якоже и юниты». Это указание Неба было, естественно, сообщено боголюбцам, оно показывало им одновременно и одобрение свыше, и образ действия, который надлежало принять[790]. Казалось, царь был первым прибежищем. Он один мог воспрепятствовать властному патриарху. Аввакум не терял времени; вместе с Даниилом он отыскал в заслуживающих доверие книгах тексты в пользу двуперстия и коленопреклонения. Они извлекли из этих книг объемистые выдержки, которые и вручили царю. Это была первая из бесчисленных челобитных, с помощью которых приверженцы старой веры с твердой надеждой приостановить новшества старались вли ять на монарха. Обличающий его документ Алексей, говорит Аввакум, без всяких околичностей передал Никону[791].

Можно ли, тем не менее, считать, что этот поступок был бесполезным? Предписание, конечно, осталось в силе. Но для того, чтобы привести всю Русь к тому, чтобы она держалась троеперстия вместо двуперстия, надо было прибегнуть к мерам принуждения, что и было сделано позднее. Однако в этот момент не было видно, чтобы было сделано хоть что-нибудь для осуществления на практике данного новшества. Даже в 1654 году, когда был созван очередной собор, об этом не было речи. Коленопреклонения остаются в силе, ибо в 1655 году еще Павел Алеппский отметил, что «во время Великого поста русские не делают поясных поклонов, но совершают падение ниц»[792]. По-видимому, Никон отказался от этих двух нововведений, и, может быть, это было достигнуто благодаря настоянию царя. Он слукавил. В мае месяце он приказал внести в экземпляры Кормчей, бывшие еще на складе, несколько дополнений: в начале Кормчей вставлялась грамота об установлении Московского патриаршества и далее грамота о возведении на патриарший престол Филарета патриархом Феофаном[793]. Наконец, были добавлены «О Константиновом даре»[794] и сочинение об отпадении латинян. Предисловие было заменено другим, притом очень пространным[795]. Эти изменения были внесены преднамеренно: они были предназначены к тому, чтобы усилить власть патриарха. Чтобы повысить пышность совершаемой им литургии, Никон поручил бывшему Константинопольскому патриарху Афанасию Пателару, прибывшему в Москву 16 апреля, составить патриарший Служебник-чиновник[796]. Предшественники патриарха Никона обходились без него, но он, как и новая Кормчая не содержал в себе ничего, что могло бы возбудить протесты.

Казалось, что в данный момент спокойствие восстановлено. Как раз в Пасхальную неделю 1653 года произошла очаровательная сцена, которую расскажет позднее, из своей поземной темницы, пустозерский узник. Царь, обходя церкви, чтобы раздать пасхальные яйца, пришел в Казанский собор. Он получает должные почести от клира, Аввакума и его семьи, но кого-то, кого он хорошо знает, тут не хватает – маленького Вани. Он посылает за ним. Терпеливо ждет, пока его не отыскали на улице, где он играет. Ребенок отказывается поцеловать руку, которую ему протягивают для поцелуя: ведь он не священник, зачем же целовать? Царь сам подносит свою руку к устам ребенка, дарит ему два яйца и гладит его по головке[797]. 8 июля, в праздник Казанской иконы Божией Матери, Неронов и его причт получают после благодарственного молебна, на котором, конечно, присутствовал и царь со своей семьей, обычное подаяние: 16 алтын и 4 деньги[798]. Несколько позднее кружок боголюбцев чуть было не одержал большого успеха, низложив соловецкого архимандрита Илию, человека не энергичного и без влияния, обличенного Герасимом Фирсовым; на его место назначили Никанора, одного из боголюбцев, человека с весьма твердым характером. Прежний доверенный Соловков в Вологде был уже в Москве, и все было уже наготове, когда Никон вступился за Илию. Никанор, во всяком случае, был назначен архимандритом монастыря св. Саввы Сторожевского в Звенигороде, любимого царского монастыря, на расстоянии одного дня пути от столицы[799]. Это была важная победа, но она была и последней.