Протопоп Аввакум и начало Раскола

«Он (Аввакум) вышел на крыльцо навстречу мне. Так как я намеревался встать на ступеньку, чтобы войти, он сказал: “Не подходи, стой там и признайся, какую веру исповедуешь!” Я: “Благослови меня, отец!” Он же: “Нет, я тебя не благословлю. Объяви сначала свою веру”. Я: “Я, досточтимый отче, глубоко верю всему, во что верит святая апостольская католическая Церковь, я почитаю благословение священника и я почтительно прошу его. Что же касается моей веры, то я готов объяснить ее епископу. Но перед всяким встречным, тебе подобным, сама вера которого находится под подозрением, я не буду ни распространяться, ни объяснять своей веры. Если ты откажешь мне в благословении, я получу его от Бога. Прощай”»[1012].

Так, без всякого результата, столкнулись эти два человека. Один, благодаря своему латинскому воспитанию, вежливый, однако непримиримый относительно того, что касается принципов; вместе с тем умеющий проникать в суть дел человеческих, чтобы, если можно, влиять на них; дипломат, полный терпимости по отношению к людям; интересующийся всем, ибо все, что благо, должно само обратиться во славу Божию, – и все же он называет Аввакума фарисеем. Аввакум – не таков. Нисколько не замыкаясь по своей природе от «внешнего» мира, но видя в конечном счете за этим миром только конечные судьбы: смерть, Страшный суд, рай или ад, зная только предания своей церкви, выполняя в точности завет апостола «Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его»[1013], он относится к Крижаничу так, что тот для него не существует. Этот инцидент показывает, до какой степени Аввакум отличался даже от Лазаря, другого приверженца старой веры.

И как Аввакум мог иметь общение с латинянином, когда он решил бежать от православных церквей, применявших никоновские новшества? Они были введены тут совсем недавно; только после возвращения из Москвы, после марта 1662 года, Симеон издал приказ во всех церквах совершать службу по новым книгам, накладывать на просфорах печать латинского креста вместо восьмиконечного, крестить по-новому[1014] и, конечно, творить крестное знамение тремя перстами.

Реформа осуществлена была не везде, в частности она не полностью коснулась Сибири. Это, впрочем, зависело не только от нежелания ее применять: как могло хватить нескольких тысяч экземпляров Служебника или Требника, выпущенных Печатным двором, для десятков тысяч приходов и монастырей в стране? Все зависело от усердия самого епископа.

От него зависело переписать или не переписать новые книги. Пока каждая церковь не была ими снабжена, духовенство было в нерешительности: зная, что старые книги осуждены, но не обладая другими, оно могло по собственному мудрованию использовать книги старые или новые. Через год после постановления Симеона в Тобольске можно было наблюдать именно такую картину, – картину, которая уже в течение долгих лет наблюдалась в центральной части страны. И в Тобольске, как и повсюду, верующие были в смятении.

В Троицын день, 18 мая 1662 г., какая-то женщина из Абалака, одного из предместий Тобольска, слышала голоса: «Отреклись от старых обрядов и приняли латинские обычаи. Православные не должны ходить на эти латинские службы. Надо вернуться к прежним обрядам, иначе будет моровая язва, голод и огонь». Благочестивая вдова рассказала об этом воеводам. Отчет об этом был тут же составлен, передан архиепископу и отослан в Москву. Месяц спустя, 16 июня, один вольный ямщик из Тюмени также пришел к ним, чтобы довести до их сведения, что Богоматерь во время пения «Хвалите» обратилась к нему от Своего образа со следующими словами: «Иди, Петр, и скажи воеводам и всем честным людям, что обряды нарушены, церковь осквернена, крестное знамение искажено, гнев Божий снизойдет на землю и люди погибнут от бедствий, голода и жажды». Извещенный об этом Симеон передал этот рассказ в Сибирский приказ[1015].