Протопоп Аввакум и начало Раскола

Однако можно сомневаться в том, что единственной причиной, побудившей его задержаться, была осторожность, хотя он не желал возвращаться в Москву до тех пор, пока не будет хорошо осведомлен о положении тамошних вещей. В Тобольске он был как раз в нужной ему среде. Там была масса высланных священнослужителей, только что прибывших из Москвы: дьякон Успенского собора Василий Иванов; канонарх Иван Назарьев[1005]; иподьякон Никона – Федор Трофимов[1006]; священник Лазарь из Романова[1007]. Всем им было что порассказать; оба последние, по крайней мере, были его друзьями.

Трофимов, к примеру, мог рассказать о причине своей немилости: в 1659 г. был опубликован новый Месяцеслов. Иродион, священник одной из дворцовых церквей, и он сам открыли там, среди других нововведений, и в частности, переноса праздников, возмутительную вещь, а именно: учение о том, что Пресвятая Дева якобы находилась в чреве своей матери 7 лет; они обвиняли в ереси главного справщика Арсения Грека и за это их судили; один был схвачен и закован, другой выслан в Сибирь[1008]. Между прочим, он передавал о Никоне бесконечные слухи: что будто он презирал русских святых, что он признавал и проповедовал эпикурейскую ересь, что он отказывался именовать Господа Иисуса Христа Сыном Божиим, что он покушался на права великого государя, наконец, что он позволял своим молодым дьяконам и иподьяконам «целоваться и щупать друг друга» на хорах собора: это, как утверждал Трофимов, «их жены рассказывали моей жене»[1009].

Лазарь в своих рассказах был много серьезнее. Вынужденное безделье в ссылке и тамошняя среда несколько деморализовали его; по-видимому, в иные вечера он хотел немножко разгуляться в тесном Тобольске и позволял себе рассказывать скабрезные анекдоты, в которых он потом раскаивался[1010]. Для члена кружка ревнителей благочестия это, конечно, было прискорбно. Но ведь он читал и критиковал новые книги, отметил все ошибки и все новшества Никона, собрал тексты и аргументы, чтобы противостать им. У него не было полета, темперамента, таланта, но зато у него были твердые убеждения, у него была диалектика; это был человек, говоривший с весом, умевший судить обо всем. Он умел относиться с почтением к выше его стоящим людям; если, как это возможно, в Москве у него не было времени посещать Аввакума, то в Тобольске он часто посещал его и проникся к нему, несмотря на разницу лет, привязанностью и восхищением, которые не изменились до самого конца.

У Аввакума была в Тобольске одна поучительная встреча: то была встреча с Крижаничем. Этот хорватский священник, обладавший большими познаниями, знавший всевозможные редкие и любопытные случаи из жизни, с детства чувствовал непреодолимое благородное призвание: приобщить всех своих славянских братьев к церковному единству католичества. План быстро созрел в его сознании: во главе славянской семьи должна была находиться Империя царей; пусть только царь признает главенство папы, пусть он увлечет за собой сербов и болгар – и единство вероисповедания будет восстановлено, в то время как будет обеспечена и победа славянского мира над его врагами, турками и германцами. Итак, необходимо было поехать в Москву, сделаться полезным царю, убедить его, склонить его к унии. Несмотря на опасность, несмотря на хорошо продуманные советы римской курии, разубеждавшей его, несмотря на недостаток рвения со стороны польских прелатов, такова, несмотря ни на что, была все-таки непреоборимая мечта духовно изголодавшегося грамотея-искателя. В 1647 году он смог сопровождать в Москву посольство Пака и Техановича; он оставался там с 15 октября по 9 декабря; вернулся он оттуда с более точными знаниями и с многочисленными книгами, среди которых была и Кириллова книга. Это короткое пребывание лишь усилило его пыл. Наконец, в 1659 г., 17 сентября, он предложил царю свои услуги для всех литературных работ, которые пожелали бы ему поручить. Увы! 20 января 1661 г., неизвестно по какой причине, он был уже выслан в Сибирь с иподьяконом Трофимовым.

Эти внешние злоключения нисколько не отразились на его убеждениях: его «Грамматика», написанная языком, понятным для всех славян, его «Политико-экономический трактат», написанный в Тобольске, раскрывают его любовь к русским, которая чувствуется даже в тех упреках, которые он им делает. Будучи католиком, он порицает раскол, но он почитает русскую церковь как таковую, ее обряды, ее святых, ее иерархию. Так же как в Нежине он прожил 5 месяцев у знаменитого протопопа Максима, беседовал в Москве с Морозовым и Ртищевым, он познакомился, вероятно через Трофимова, с попом Лазарем и принял его у себя[1011]. Затем, узнав, наверное, от Лазаря, о прибытии протопопа Аввакума, а также и всю его историю, он отправился к нему. Эти двое людей, столь замечательные каждый в своем роде, которые могли бы друг у друга многому поучиться, положат ли они начало отношениям, которые принесут им взаимную помощь? Увы, вот что произошло, по словам Крижанича: