Еще во время пребывания Аввакума в Тобольске, в день Преображения Господня, 6 августа, случилось в соборе чудо, о котором довели до его сведения. В момент, когда протодьякон возгласил «Двери, двери мудростию вонмем!», «тогда у священника со главы взяся воздух» и упал на пол. Затем, когда запели «Верую», воздух, покрывавший Агнца, соскользнул на другие четыре просфоры и после пения Херувимской снова вернулся на свое место. Это, конечно, были менее явственные знамения, но они внушали не менее страха[1016]
.Из всей реформы Аввакум к этому времени ознакомился только с новым троеперстным крестным знамением и отменой некоторых земных поклонов. И то и другое он осудил. Он подозревал, что Никон зашел в своих новшествах еще и дальше, но в отношении всего того нового, что последовало в течение этих 10 лет, он еще не определил своего мнения окончательно. Лазарь называл все это ересью; однако Симеон принял это. Тот факт, что новизны внесли смуту в церковь, – говорил против них; с дру гой стороны, Неронов к ним, как говорили, присоединился, а благочестивый государь и епископы, по-видимому, придерживались их, ибо после падения Никона они их не упразднили. Надо было подробно ознакомиться с этими новшествами и разобраться в них. Правда, с момента, когда его жена от своего имени и от имени детей торжественно разрешила ему, в случае необходимости, открыто высказываться, Аввакум уже принял внутреннее решение, но он должен был еще увериться в том, что это было действительно необходимо. У него не было никакого злостного желания во что бы то ни стало поднимать смуту или растравлять еще больше зияющую рану, нанесенную Церкви.
Обуреваемый этими чувствами, Аввакум еще в начале своего пребывания в Тобольске пошел в собор Святой Софии. Будучи протопопом, он, хотя и избегал совершать богослужение, все-таки входил в алтарь. Сначала он был неприятно поражен новым порядком совершения проскомидии. Взятие частиц из просфор, в особенности из четвертой и пятой, которые полагались за живых и усопших в таком количестве, сколько поминалось имен, напоминало ему тараканов, грызущих хлебные крошки. Он не скрыл своего негодования. Он не мог не заметить также и изменений, внесенных в Символ веры: Святый Дух уже не именовался «истинным», к имени Исус было прибавлено еще одно «и», царство Христово было всецело перенесено на будущие времена. Теперь пели: «Его же царствию не будет конца», вместо «несть конца». Были еще и некоторые другие отклонения. Аллилуия теперь пелась трижды; «во веки веком» было видоизменено на «во веки веков». То были определенные новшества, по меньшей мере дерзновенные, может быть даже еретические. Однако его желание мира было столь велико, что он перестал высказываться и продолжал присутствовать на богослужениях. Так продолжалось до того дня, когда, вернувшись после всенощной в день ангела одной из великих княжон, он получил во сне от Христа страшное предупреждение: «Блюди, да не полма растесан будеши», – сказал ему Господь.
На следующий день он удовлетворился тем, что присутствовал на приеме у старшего воеводы, которому он сообщил свой сон, но к обедне не пошел. Он перестал ходить в церковь, где пели по-новому[1017]
.III
Новшества Никона и противодействие этим новшествам
Что случилось на Руси в течение этих шести или семи лет? Как только моровая язва ослабла, Никон снова начал использовать результаты собора 1654 г., чтобы усилить свое положение. Он призвал себе на помощь восточных патриархов: он письменно посоветовался с Паисием Константино польским[1018]
, он задержал в Москве на 16 месяцев Макария Антиохийского[1019], с которым он обнаружил необычайную общность взглядов. Вместе с ним и с Гавриилом Сербским[1020] он созвал два новых собора 1655 и 1656 годов, которые могут рассматриваться как роковые в истории русской церкви: тогда именно и произошел раскол.