Протопоп Аввакум и начало Раскола

На следующий год Никон, который, очевидно, не смог привыкнуть к своей опале, решил пойти на новое скандальное дело. Он уже и раньше сильно жаловался царю, что без него рукополагали епископов, архимандритов, настоятелей и священников, теперь в письме, полном угроз, он оставлял за собой право быть единственным законным главой церкви, признаваемым всеми митрополитами[1073]. В воскресение Недели Православия, 16 февраля 1662 г., он решился на большее: он произнес гневную анафему против своего заместителя, митрополита Питирима за то, что тот шел во главе крестного хода в Вербное воскресенье, далее за рукоположение в епископа Мстиславского Мефодия и, наконец, за произнесение против него, Никона, бранных слов. Поневоле царю пришлось спросить совета у иерархов относительно действенности этой анафемы; все отрицали ее действенность[1074]. Паисий Лигарид, недавно прибывший грек, Газский митрополит в Палестине, даже пристыдил царя за его нерешительность. «Русь, – писал он, – является позорищем на показ всему миру, и все народы ждут разрешения этой трагикомедии». Вслед за этим он предложил ему свои услуги, чтобы написать по-гречески константинопольскому патриарху[1075]. Это новое дело долгие месяцы волновало общественное мнение[1076].

Между Никоном и Лигаридом завязалась полемика. Боярин Симеон Стрешнев, дядя царя по матери, который, как говорили, научил своего пса подражать своими передними лапами благословению, даваемому обеими руками Никоном[1077], и за это был отлучен от церкви, представил Лигариду список из 30 вопросов, касающихся Никона, и так как они были внушены царем, то Лигарид ответил на них без промедления 15 августа[1078]. Его памфлет распространился по Москве, и ловкий ливанец, умевший и писать, и говорить властно, сделался на некоторое время кремлевским оракулом в церковной политике.

26 ноября Лигарид провел весь день в беседе с царем, с его новым духовником Лукьяном и боярами[1079]. Без сомнения, он изложил еще раз свою точку зрения: ввиду того, что русские не могли решить вопрос своими собственными средствами, необходимо обратиться к восточным патриархам и созвать под их председательством большой собор. 21 декабря это решение взяло верх, и на следующий же день четырем патриархам были разосланы приглашения; они были посланы патриархам Константинопольскому, Александрийскому, Иерусалимскому и Антиохийскому, также как и Паисию, предыдущему патриарху Великой Константинопольской Церкви; одновременно каждому из них на это было ассигновано по 300 золотых[1080]. Сейчас же начались подготовительные работы; была составлена комиссия из Ионы Ростовского, Илариона Рязанского и четырех светских лиц. Боярину Петру Салтыкову было поручено расследовать, как Никон расходовал хозяйственные суммы[1081]. Деяния Собора 1660 г. были переданы на рассмотрение Лигарида, который не только признал их действительными, но и очень лестно отозвался по их поводу при царе и епископах[1082]. Поэтому 18 июля 1663 г. Лигарид и Иосиф, архиепископ Астраханский, направились к Никону, чтобы объявить ему запрет отправлять хотя бы какую бы то ни было епископскую функцию, но Никон тогда же не признал этого приговора и очень плохо принял послов.

23 июля, когда они вернулись с письмом, подписанным семью иерархами, он чрезвычайно разгневался и обозвал Лигарида «Иудой», «собакой», «разбойником». В своих письмах он продолжал осыпать его бранью[1083]. Вскоре он закончил свой ответ на вопросы, поставленные Стрешневым, а также и на положения Лигарида. Получился громадный трактат в 955 листов, в котором он не признавал за собой никакой вины, часто извращал истину, излагал прямолинейным образом теорию, которую он старался применять во время своего патриаршества: священство, говорил он, непосредственно исходит от Бога и, следовательно, стоит бесконечно выше, чем светская власть[1084]; обзывал несколько раз царя врагом Божиим, а бояр и епископов – антихристами. Устранившись от власти, Никон, как это часто бывает с надменными людьми, потерял всякое чувство меры, всякое психологическое чутье, всякое ощущение того, что он ставит себя в смешное положение, всякое осознание значения своего дела, так же как и всякое представление о благе церкви.