Протопоп Аввакум и начало Раскола

Другая большая боярыня тоже была верна старой вере, или, может быть, даже наново приняла ее; это была Анна Иларионовна, вышедшая замуж за Якова Хилкова, одного из сыновей того князя Василия Хилкова, который был воеводой в Тобольске в бытность там Аввакума в 1653 году. Духовным отцом у нее был прежний исповедник Феодосии Морозовой поп Прокопий. Этот Прокопий, будучи арестован в 1672 году со своей духовной дочерью, провел полтора года на покаянии в Толгском монастыре, затем в 1674 году был отпущен митрополитом Павлом. По возвращении в Москву он творил крестное знамение по-новому, но вскоре указательный палец начал гнить, и он впал в сомнение. Он перечел Требник, Стоглав, Катехизис, Псалтыри: повсюду он видел анафему, произносимую в адрес тех, кто не крестился двумя перстами. Тогда он начал странствовать по скитам Заволжья и пришел в Кинешму, где старая вера была все еще нетронутой. Затем он вернулся в Москву и поступил на службу к княгине Хилковой. Он служил для нее церковные службы по старым обрядам; также и другие верующие, без сомнения, группировались вокруг него. Во всяком случае, когда умерла в Вязниках дочь Замятни Леонтьева, юная Евдокия, заставившая принять старую веру портного Иосифа и Авраамия и сейчас же вслед за этим вынужденная отказаться от старого благочестия, именно он отправился за ее телом и привез его в ее родное село Леоново близ Москвы. Там, чтобы не возбудить сомнений, он произвел ее погребение под именем некоей Дарьи, а затем несколько раз приезжал туда, чтобы служить панихиды. Евдокия, таким образом, всегда оставалась верной старой вере: влияние Аввакумова ученика не так-то легко исчезало! Когда все это в 1681 году узнали, то Прокопия и Анну арестовали[1834].

В Москве существовало много других очагов старообрядчества. Все еще было три попа – Исидор, Стефан и Козма[1835]. У них, конечно, не было больше приходов, ибо Иоаким методически следил за своим духовенством: в 1679 году он потребовал от рукоположенных в духовный сан специальной клятвы подчинения собору[1836]; служение по старым обрядам не могло бы быть допущено. Но для верующих нетрудно было сговориться со своими священниками относительно устройства встреч в разных местах. Среди многочисленных домашних церквей многие были, правда, недоступны для верующих. Однако не исключена была возможность вести иную миссионерскую работу. Старообрядческие труды переписывались, передавались довольно смело, продавались на рынках[1837]. Были известные дома, где останавливались паломники, посланные с мест, равно как и почтенные духовные особы. Одним из них был тот самый знаменитый Симеон-Сергий, который, благодаря отношениям, которые он широко повсеместно поддерживал, представлял собой большой авторитет. Также странствовал и Досифей, появляясь по временам в различных общинах. Он по-прежнему был столь же почитаем. Жизнь в известном смысле кипела, но организованной церкви все же не создавалось, а между тем сама жизнь требовала разрешения ряда беспрецедентных проблем. Самые смелые решали эти проблемы каждый по-своему. Другие пребывали в сомнении, однако же критиковали все предлагаемое. Некоторые, оставаясь противниками установленной церкви, угрожали все вообще свергнуть. Не было всеми признанного авторитета, который установил бы предел свободы для разных мнений и примирил бы различные точки зрения. Авторитетом такого рода мог быть только Аввакум, который по мере возможности, невзирая на расстояние и заключение в тюрьме, все же в какой-то мере являлся руководителем верующих. Свое руководство протопоп, вследствие своего положения, должен был осуществлять только своими письмами, которые он и посылал в ответ на конкретные запросы, а также и частными записками. Кроме нескольких отдельных писаний, пока еще не найдено сколько-нибудь значительных следов его переписки. Но она, наверно, была весьма значительной. «Мне веть неколи плакать (иначе говоря, «молиться»), – писал он в одном из своих писем, – всегда играю со человеки, таже со страстми и похотьми бьюся, окаянный. (…) В нощи что пособеру, а в день и разсыплю».

Один раз он обращался к поморским отцам: Савватию, Евфимию, Тимофею и Авксентию, прося их только молиться за него, за его бедную жену, его детей и всех его домочадцев[1838].