Протопоп Аввакум и начало Раскола

В продолжение всех годов 1648, 1649, 1650 и 1651 кружок продолжал со рвением свою кампанию за общественную нравственность. Мы видим, как следуют одни за другими приказы, направленные воеводам, письма епископам, специальные полномочия, данные протопопам, дабы обуздать пороки, распущенность, недозволенные удовольствия, наблюдать за ярмарками, которые подавали повод к стольким соблазнам и грехам. Вот, например, послание в Белгород от 5 декабря 1648 года, предназначенное для многократного прочтения в воскресенье и на рынках с тем, чтобы все его знали. В городе, в слободах и деревнях миряне всех званий со своими женами и детьми да ходят в церковь в воскресенье, дни Господских праздников, дни великих святых, да ведут они себя там скромно, не разговаривая друг с другом во время службы (…) да слушают они советы и поучения своих духовных пастырей (…) да воздерживаются от винного зелия, да не приводят они к себе в дом, к больным и маленьким детям колдунов, знахарей и знахарок; да не следуют они суеверному обычаю купаться лишь в первый день новолуния или после первого грома; да не льют они ни олова, ни воска[589]; пусть не играют ни в кости, ни в карты, ни в шахматы, ни в бабки; пусть не заставляют плясать ни медведей, ни собак; пусть не поют бесовских песен на свадьбах; пусть не дерутся на кулачках и не качаются на качелях; (…) пусть не надевают на себя хари. И, если тебе кто донесет, что имеются где-нибудь домры, зурны, дудки, гусли, хари или всякие другие дьявольские сосуды, вели их изъять и сломать, а потом и сжечь[590].

Меры воздействия были строгими: первое и второе ослушание каралось битьем батогами, третье же – ссылкой. Встречаются также и другие кары: пеня в 2, 4, 6 рублей, наложение цепи, покаяние в монастыре. Воеводе, виновному в небрежении, угрожала опала.

Запрещению подвергалось следующее: несоблюдение праздничных дней[591], игры языческого происхождения с нечестивым пением, которое исполнялось в известные числа на полях или на улице, как, например, «коляды» на Рождество; опасные или буйные игры: кулачные бои, прыжки, игры в кегли, чехарда, кружение; азартные игры или игры, могущие возбудить похоть, показ всякого распутства, как, например, комедии, разыгрываемые учеными зверями; музыкальные инструменты: домры, бубны, волынки; развлечения, где лицо человека теряло свой облик, как, например, переодевания и маскарады, одевание харь; увеселения, противные по своему характеру религиозным правилам, как, например, распутство во время свадеб; суеверие, как, например, вера в существование русалок, в сновидения и встречи, гадание по звездам, по крику птиц и тому подобное; наконец, применение колдовства.

В сущности, все эти запреты отнюдь не были придуманы членами кружка; они содержались уже в Стоглаве, в чине исповеди, в житиях святых, в соборных постановлениях[592]. Они были заимствованы из греческой Церкви, их можно было прочесть, и немало, в Номоканоне, добавленном к Требнику[593]. Нового тут было только настойчивое требование претворить их в жизнь.

В этом отношении пример подавали сам царь и его друзья. Вопреки традициям, брак царя Алексея с Марией, дочерью стольника Милославского, был отпразднован 16 января 1649 года без игр, без зурн и бубнов; только одни певчие исполняли религиозные песнопения. Спокойствие, радость и порядок были так прекрасны, что присутствующие были поражены. Летом 1647 года один из первых сановников двора, Семен Стрешнев, подвергся опале и был выслан в Вологду за то, что предавался колдовству[594].

Однако матерью всех пороков было пьянство. Уже давно против него метали громы и молнии; тем более теперь о нем стали упоминать во многих постановлениях, оно стало единственной темой многих других распоряжений[595]. Пьянство преследуется и в среде мирян, и еще более среди черного и белого духовенства. Но все это оставалось одной только писаниной до тех пор, пока не принялись за самый корень зла, то есть за кабаки. Стефан и его друзья это поняли, а Никон в особенности принял это дело близко к сердцу.