Читаем Протопоп Аввакум и начало Раскола полностью

Оставались дощаники. Акинфов умножал трудности, запаздывал, уменьшал требуемое количество лодок. Пашков отказывался принимать плохо проконопаченные дощаники, чересчур плотный холст для парусов; требовал больше якорей и лодок. Ввиду ледохода время не терпело, если только экспедиция желала достичь Братского острога на Ангаре до конца навигации. Отряд нервничал, истощал запасы, пьянствовал и терроризировал горожан. В спорах, угрозах, в писании жалоб в Москву проходили недели и месяцы[950]. В результате Акинфов был снят и замещен Максимом Ртищевым, прибывшим 2 июля[951]. Наконец, 18 июля 1656 года небольшая флотилия из 40 дощаников покинула порт[952].

II

Отъезд Аввакума. Он наказан кнутом

В Енисейске Аввакум, находясь под двойным начальством – воеводы и начальника похода, пользовался некоторой свободой. Теперь же он был всецело в руках Пашкова. К несчастью, настроение последнего было испорчено с самого момента отъезда событием, показавшимся ему чрезвычайно плохим предзнаменованием. Московское постановление уполномочивало его взять командование над небольшими русскими отрядами, которые находились уже за Байкалом[953]. И вот, как раз когда поднимали якоря, одна лодка причалила к Енисейску. Из лодки вышел юный Иван Колесников, который доложил ему о тревожных событиях на Шилке: Кольцов покинул свой пост в Иргенском остроге; Василий Колесников – отец вновь прибывшего, также прибыл с Байкала, бросив свой острог, их люди взбунтовались, расхитили запасы пропитания и одежды и категорически отказались отправиться в Даурию. Это было, конечно, результатом происков Акинфова, но отсутствие дисциплины как таковой внушало не менее беспокойства[954].

Несколько позднее, 8 августа, на Ангаре, или Большой Тунгуске, действительно встретились с Кольцовым и Колесниковым-отцом, которые плыли вниз по течению к Енисейску с отрядом приблизительно в 20 человек. Пашков подверг их очень строгому допросу, после которого он все-таки счел возможным завербовать себе около 15 казаков, не в качестве бойцов, но как рабочих. Однако отряд не успел еще достичь притока Илима, как эти казаки снова убежали по наущению вздорных людей – участников экспедиции из числа навербованных в Енисейске. Виновные были наказаны кнутом. Началось время страданий[955].

Пашкову приходилось трудно, нужно было поддерживать порядок в отряде, состоящем из казаков, набранных из одиннадцати сибирских городов, из Верхотурья и Красноярска, часто назначенных вопреки предписаниям, деморализованных из-за долгих месяцев ожидания и бездействия, которые с тоской смотрели на предстоящие долгие годы жизни в оторванности от семьи и лишениях. Как раз в тот момент, когда люди заметили изменение маршрута, увеличилось недовольство в отряде. Инструкции предписывали плыть вверх по Илиму, чтобы достичь Лены и от туда Даурии через Олекму и Тугир: это был уже хоженый путь, вдоль которого находились, подобно вехам, сторожевые посты, внушавшие путешественникам уверенность. Пашков с этим не посчитался и продолжал плыть вверх по Тунгуске. Сейчас же после Байкала отряд должен был попасть в области мало разведанные, находившиеся под страшной угрозой нападений со стороны монголов. Пашков намеревался завладеть таким образом землями, пройденными ранее Бекетовым и его разведчиками; данное ему поручение всецело завладело его умом. Но у казаков были на этот счет иные соображения, и они осмотрительно придерживались буквы приказа. Отсюда возник ропот.

Аввакум на дощанике, предоставленном духовенству, не должен был входить в эти споры. Но известные всем его заслуги и его образ жизни не замедлили привлечь к нему (вероятно, с момента его пребывания в Енисейске) всеобщие симпатии людей из отряда, священником которого он был. Кроме того, как могли они не интересоваться несчастной и достойной Анастасией, отправлявшейся со своими четырьмя маленькими детьми в неизвестное будущее, полное опасностей и возможных страданий! А ведь все это только потому, что он, Аввакум, заступался за старую веру, разгромленную Никоном, одним из сильных мира сего, подобно этому жестокому Афанасию! Разве Аввакум мог умолчать о причине своей ссылки? Подчас самые суровые души являются самыми чувствительными к моральному превосходству. Несомненно, в отряде образовалась партия Аввакума. Пашков в этом не сомневался; не будучи в состоянии понять причину этого, он безотчетно подозревал запрещенного протопопа в разжигании неповиновения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История военно-монашеских орденов Европы
История военно-монашеских орденов Европы

Есть необыкновенная, необъяснимая рациональными доводами, притягательность в самой идее духовно-рыцарского служения. Образ неколебимого воителя, приносящего себя в жертву пламенной вере во Христа и Матерь Божию, воспет в великих эпических поэмах и стихах; образ этот нередко сопровождается возвышенными легендами о сокровенных знаниях, которые были обретены рыцарями на Востоке во времена Крестовых походов, – именно тогда возникают почти все военно-монашеские ордены. Прославленные своим мужеством, своей загадочной и трагической судьбой рыцари-храмовники, иоанниты-госпитальеры, братья-меченосцы, доблестные «стражи Святого Гроба Господня» предстают перед читателем на страницах новой книги Вольфганга Акунова в сложнейших исторических коллизиях той далекой эпохи, когда в жестоком противостоянии сталкивались народы и религии, высокодуховные устремления и политический расчет, мужество и коварство. Сама эта книга в известном смысле продолжает вековые традиции рыцарской литературы, с ее эпической масштабностью и романтической непримиримостью эмоциональных оценок, вводя читателя в тот необычный мир, где молитвенное делание было равнозначно воинскому подвигу.Книга издается в авторской редакции.

Вольфганг Викторович Акунов

История / Религиоведение
Искусство памяти
Искусство памяти

Древние греки, для которых, как и для всех дописьменных культур, тренированная память была невероятно важна, создали сложную систему мнемонических техник. Унаследованное и записанное римлянами, это искусство памяти перешло в европейскую культуру и было возрождено (во многом благодаря Джордано Бруно) в оккультной форме в эпоху Возрождения. Книга Фрэнсис Йейтс, впервые изданная в 1966 году, послужила основой для всех последующих исследований, посвященных истории философии, науки и литературы. Автор прослеживает историю памяти от древнегреческого поэта Симонида и древнеримских трактатов, через средние века, где память обретает теологическую перспективу, через уже упомянутую ренессансную магическую память до универсального языка «невинной Каббалы», проект которого был разработан Г. В. Лейбницем в XVII столетии. Помимо этой основной темы Йейтс также затрагивает вопросы, связанные с античной архитектурой, «Божественной комедией» Данте и шекспировским театром. Читателю предлагается второй, существенно доработанный перевод этой книги. Фрэнсис Амелия Йейтс (1899–1981) – выдающийся английский историк культуры Ренессанса.

Френсис Йейтс , Фрэнсис Амелия Йейтс

История / Психология и психотерапия / Религиоведение