Протопоп Аввакум и начало Раскола

Эти совсем недавние противники новшеств уже в 1664 году стали самыми ярыми их поборниками, самыми яростными врагами старой веры. В то время, когда епископы действовали предписаниями, ученые – объемистыми книгами, царь – полицейскими мерами, они вместе со своим низшим духовенством, живя в самой гуще народной, по слободам, одни только были в силах по-настоящему бороться с активными защитниками старой веры. Поэтому последние и осыпали отступников насмешками и обвинениями, доходившими даже до того, что подвергали сомнению их веру. Один из этих священников-никониан отсоветовал одной бедной женщине просить выздоровления своему одержимому бесом брату у святителей московских: «Какие де оне чюдотворцы?», а о «чудотворных» веригах великомученика Никиты сказал: «И на Земском дворе или в Стрелецком приказе такие же вериги». Испуганная простая женщина донесла об этих нечестивых словах священнику приходской церкви св. Никиты, что в Толмачах, в Замоскворечье, и с ее слов происшедшее было все записано[1171]. Аввакум столкнулся с этим тремя никонианами: «ублюдки» никоновские, «приспешники» Иларионовы, «волки жадные», пожирающие стадо Христово[1172], так характеризовал он их.

И наоборот, в районе Китай-города, населенного ремесленниками, стрельцами и торговцами, было много церквей, где Аввакума принимали как друга. В церкви попа Козьмы, «праведного человека», он смиренно пел на клиросе, в то время как священник совершал богослужение; там же причащал, хоронил своих духовных чад[1173]. Может быть, в этой церкви, а может быть и в другой, он совершал богослужение и сам, принося Бескровную Жертву «на семи просфорах», по древнему обычаю, а также и проповедовал, поучая о старой вере и увлекая своим учением многих прихожан из Софийской церкви[1174]; он называет в качестве места пребывания также церковь св. Николы на Болоте, расположенную как раз очень близко от Садовников[1175]. Он считал уже, наверное, среди своих учеников по пов Исидора и Стефана, которые позднее переписывались с ним; Акиндин Иванов, молодой священник, рукоположенный при Никоне, был его духовным сыном[1176], так же как и Дмитрий, священник при домовой церкви Анны Милославской, равно как и его жена[1177].

У дьякона Федора не было прихода, который он мог бы предоставить протопопу, так как он сам был прикреплен только к приделу Благовещенского собора в Кремле, вместе с тем его личные достоинства возвышали его в глазах всех старообрядцев, которые смотрели на него как на выдающуюся личность. Он был внуком попа, который был сам крестьянским сыном и который после моровой язвы всецело привязался к князю Сергею Одоевскому из Дмитровского уезда; отец его был священником из села, принадлежавшего боярину Николаю Одоевскому и расположенного в Дмитровском уезде. Тетка его по матери была замужем за священником церкви св. Евдокии, в Кремле; это способствовало тому, что Федор прибыл в Москву и получил в 1658 году место при Благовещенском соборе[1178]. Одно время он поступил, как его дядя Иван, и, не разбираясь, принял новые книги[1179]. Но со времен своей юности, проведенной среди духовенства, у него осталась любовь к чтению; он начал серьезно работать над книгой. Он прочел около шестидесяти исторических и богослужебных книг, напечатанных в Москве, добыл себе киевские и острожские издания, сербские и болгарские книги, вел беседы с греческими монахами, с учеными Запада, вообще со всеми способными просветить его[1180], и мало-помалу у него составилось убеждение, что новые издания вовсе не были исправлены по древним рукописям, но по новым печатным изданиям, притом не авторитетным, и что они друг другу противоречат, что реформы Никона представляют собой ничем не оправданные новшества подозрительного происхождения, а следовательно, неприемлемы, и что древнее благочестие было истинным. У него был ум несколько узкий, без полета, но настойчивый и точно-мыслящий, способный разобраться в богословских вопросах, могущий оперировать богословскими формулами, не стремясь проникнуть в их сокровенную тайну. У него был уравновешенный характер, без энтузиазма, без эсхатологических устремлений, но стойкий, индивиду ально выраженный, без намерения навязывать свои мысли другим и, при наличии твердой веры в свои убеждения, недоступный страху и унынию. И, однако, он не был кабинетным ученым; то был апостол старой веры. Он не был награжден Провидением гениальными способностями, подобно протопопу Аввакуму, но он был несомненно наделен большими редкими способностями[1181].

Естественно, что Федор познакомился с Аввакумом. Может быть, даже он попал под его руководство[1182]. Так начались в 1664 г. отношения, которые длились до самой смерти обоих, сначала дружеские, затем – омраченные разными бурями.