Протопоп Аввакум и начало Раскола

Но это очаровывало общество – то общество, которое Игнатий Иевлевич, этот полоцкий игумен, вызванный на собор 1660 года, привел в восторг своими польскими комплиментами[1258] и которое как раз в это время восхищалось многообразным талантом Симеона Полоцкого. Этот другой уроженец Белой Руси, Самуил Ситнианович (таково было его имя в миру), был блестящим учеником знаменитой коллегии Петра Могилы. Он проникся всеми тонкостями поэтики и диалектики, глубоко усвоил их, научился латыни и даже прослушал курс богословия где-то на Западе в католическом университете. Затем он постригся в Богоявленском монастыре в Полоцке, приняв имя Симеона. Именно в Полоцке в 1656 году после того, как он прочел царю Алексею одно свое стихотворное произведение, ему посчастливилось быть ему представленным. Он был дидаскалом, или учителем, в монастырской школе. В 1660 году он прибыл в Москву вместе с Игнатием, в сопровождении двенадцати своих учеников, и все они выступили со своими приветственными речами перед очарованными ими царем Алексеем и Ртищевым. После неудачных попыток князей Хворостинина и Катырева-Ростовского Москва больше не слыхала эти силлабические вирши, которые оканчивались гармоничной рифмой. Никогда еще добрый царь Алексей не слыхал, как его сравнивают с солнцем, а скромную Марию – с луной. Это пребывание Симеона в Москве, длившееся несколько месяцев, было для образованных москвичей чарующим. В 1661 году Полоцк был снова взят поляками, и Симеон ничего не пожелал иного, как окончательно устроиться в Москве. Мы находим его там в июле 1663 г.; его поселили в Заиконоспасском монастыре, где вскоре он и открыл школу для юных писцов государева Тайного приказа. Блестящий наставник и поэт повсюду проявил себя незаменимым человеком. Зная латынь и церковнославянский язык, он служил переводчиком другому знаменитому иностранцу, Паисию Лигариду, не знавшему церковнославянского языка; он обучал латыни по Альваресу; не было при дворе ни одного торжества, куда бы он не был приглашен для чтения своих произведений. Язык его был полон полонизмов, непонятных народу, но для людей утонченных слушать его было сплошное удовольствие. Будучи в тесных сношениях с уважаемыми иерархами Белой Руси, как, например, Мефодием, мстиславским епископом, Лазарем Барановичем, черниговским епископом, Иоанникием Голятовским и другими, он одновременно также давал советы и московским епископам, стремившимся увеличить свои знания, как, например, митрополиту Казанскому Лаврентию, архиепископу Илариону и, в особенности, архимандриту Чудова монастыря Павлу, в дальнейшем митрополиту Крутицкому, уже знавшему немного латинский и польский языки. Эти иерархи не колебались доверять ему писать для них речи и проповеди, а вскоре и завещания[1259].

Симеон был самым деятельным и самым влиятельным из всех духовных лиц Малой Руси, завоевавших себе определенное положение в Московии; вместе с тем со времени присоединения Малой Руси в 1654 году немало было и других украинских, а равно и белорусских монахов, поселившихся в северных монастырях; они жили там целыми колониями или небольшими группами; оба монастыря, основанные Никоном – Иверский и Новоиерусалимский, были в их руках, так же, как и подворья соответствующих монастырей в Москве; большинство монахинь Новодевичьего монастыря были из Белой Руси; Андреевский монастырь, основанный Ртищевым, в большинстве своем состоял из монахинь из Малой Руси; в Чудовом монастыре, где жил Славинецкий, келарь Иоаким, бывший военный, был великоруссом, но он принял монашеский постриг в Межигорье, близ Киева. Даже в провинции повсюду находились монахи малороссы, либо добровольно выполнявшие свой иноческий обет, либо высланные в монастыри на покаяние. Это было только начало того наплыва, который с каждым годом увеличивался все больше и больше. Эти монахи, обычно предприимчивые и гордившиеся своим образованием, понемногу начали завладевать управлением монастырей, вслед за чем они пробрались и к епископским кафедрам[1260]. Ввиду того, что они, в сущности, были русскими, православными и что язык их был славянским, они, в противовес другим западникам, пользовались доверием, по крайней мере в высшем обществе, и москвичи поддавались их кажущемуся превосходству; таким образом, благодаря новым людям, непрерывно прибывавшим с Юга и с Запада, польские и латинские нравы и обычаи встали на место нравов греческих. В 1664 году в хоромах Ртищева некий монах Варлаам обучал детей польскому и латинскому языкам[1261].

VI Аввакум – поборник аскетического христианства