Процесс исключения

* Даже на то, чтобы дать "литературную рецензию" по поручению КГБ. Даже в том случае, если эта "экспертиза" способствует каторжному приговору. По предложению следственного отдела КГБ А. Барто накануне суда над Даниэлем и Синявским дала в качестве специалиста-эксперта, отзыв на книги Ю.Даниэля. (Не в печати, разумеется.) В своей "экспертизе" она подчеркивала антисоветскую направленность творчества Ю.Даниэля, сетуя при этом о несомненной одаренности автора.

"Опомнитесь, Агния Львовна, подобрейте!"

"Вы свободны!"

Отныне я свободна от всякого общения с писательскими Президиумами и Секретариатами. Писать без общения нельзя, читателей у меня отняли, но братья, среди пишущих и непишущих, остались.

Богата я братьями, есть мне на чье ухо и на чье сердце проверить новую страницу, строку, строфу.

Богата наша страна мастерами и экспертами повыше литературным классом, чем Яковлев, Рекемчук и даже сама Агния Барто. Жаловаться грех.

...Воздух братства охватил меня, чуть только я, свободная, шагнула за порог комнаты № 8. Все два с половиной часа меня у дверей ожидали друзья. Теперь они усадили меня за столик, напоили горячим чаем и холодной минеральной водой. Человеческие лица после специально отобранных, волчьих. Я вглядывалась в эти светлые лица с тревогой и болью: полицейская фраза, произнесен-ная кем-то полчаса назад - кем-то, кто имеет наивность считать себя литератором, - фраза "да и в сочувствующих надо вглядеться" застряла у меня в мозгу.

Я вглядывалась. Со счастьем.

Вообще, если бы не эта фраза, - что, кроме счастья, могла бы я испытать в первые недели после исключения?

Пачки писем от незнакомых людей, услыхавших эту весть по иностранному радио. Каждое письмо - высокая мне награда и пронизывающий меня страх: перлюстрировали? скопировали? лишат моего корреспондента работы? (Такие случаи бывали после многочисленных откликов на мое открытое письмо Шолохову.)

Их - незнакомцев - я благодарю молча, в душе, но на их дорогие письма не отвечаю: боюсь. За них. Сказано ведь было:

"Да и в сочувствующих надо вглядеться"...

Но есть сочувствующие, чьи имена я могу назвать не только с гордостью, но и без страха: они сами открыто назвали себя, прислали письма в мою защиту на Секретариат.

Ни одно из имен (и писем) не было, разумеется, оглашено ни на заседании Секретариата, ни в печати. Ведь они были мне в поддержку, в защиту, поперек начальственной воле - зачем же доводить их до сведения читателей? Но выступили мои защитники открыто, их письма были посланы в Союз, распространились в Самиздате, многие были переданы по иностранному радио - это дает мне моральное право открыто назвать имена и процитировать письма.

Вот кто за меня заступился:

И.Варламова, Д.Дар, Л. Копелев, В.Корнилов, В.Максимов, Л.Пантелеев. А.Сахаров, А.Солженицын. Мало? Для счастья достаточно*.