Процесс исключения

Затея моя - сохранить в неприкосновенности комнаты Корнея Ивановича повернулась так, как мне и во сне не снилось: говоря по правде, сохранила я их, чтобы иногда приходить туда одной, как прихожу на могилу, - и снова видеть его стол, его халат, его радио, его книги... Так же тикают часы у него на столе, тем же строем стоит на полке Собрание сочинений Некрасова, в которое вложено им столько труда. Вот-вот и сам он войдет... И вдруг оказалось, что хотя Корней Иванович никогда не войдет в свою комнату, но людей, любящих его книги, желающих углубить-ся в историю русской культуры, людей этих гораздо более, чем мы помышляли. Нам пришло на ум записывать своих гостей, посетителей дачи Чуковского, только в 1972 году - и вот теперь, к концу 1974-го, оказалось, что с 1972 по 1974-й прошли через его комнаты около шести тысяч человек! Это не точно мною сказано: "записываем мы". Записывают свои впечатления сами гости. Ни единого объявления в газете или где бы то ни было - но идут, и идут, и идут, приходят пешком, приезжают на поездах, на санаторных автобусах, в частных автомобилях. Идут взглянуть на акварели Репина, рисунки Маяковского и Бориса Григорьева, на карикатуры Анненкова; на собрание книг по Некрасову; на фотографии деятелей "Всемирной Литературы", на экземпляры книг Чуковского, исчирканные его ненасытной к труду рукой. Учителя, литераторы, дачники, библиотекари, академики, слесари, рабочие автозавода, пенсионеры, иностранные туристы, москвичи и приезжие граждане из разных городов, отдыхающие в местных санаториях - тут и интеллигенты, тут и рабочие - десятки, сотни, тысячи посетителей*. Дети, разглядывающие игрушки у него на столе. Тула, Владивосток, Воронеж, Ленинград, Япония, Англия, Америка, Москва, Дмитров, Тольятти, Рязань, Серпухов, Омск. Разные приходят в эти комнаты люди. Одни читали все книги Чуковского, все его статьи и исследования; другие - ровно ничего, кроме "Мойдодыра"; одни хотят увидеть книги на полках, письменный стол, другие заводной парово-зик и говорящего льва; третьи просто поглазеть, "как живут писатели", хороши ли обои, и, - когда секретарь Корнея Ивановича Клара Израйлевна Лозовская показывает им ящик, где годами хранились рукописи Некрасова, спрашивают: "а где хранятся фамильные бриллианты?" Разные к нему в гости приходят люди, но большинство с осознанным или бессознательным желанием подышать воздухом литературы, заполняющим до сих пор эти комнаты.

* В настоящее время через наш самочинный музей прошло уже более девяноста тысяч чело-век, вопреки попыткам руководящих деятелей Союза Писателей выселить меня и мою дочь из Дома Чуковского (судебным порядком), музей закрыть, а дачу, с помощью бульдозера, снести с лица земли... В конце концов нас перестали активно преследовать, ожидая, пока дача развалится сама, но иска выселении до сих пор обратно не взят, а даче статус музея не предоставлен. - Примеч. 1988 года.

Примеч. ред. 1997 к сноске на пред. стр. - 3 июня 1996 года, через четыре месяца после кончины Лидии Корнеевны, Дом Чуковского в Переделкине вновь открыл для посетителей - теперь уже как филиал Государственного Литературного музея.

Воздух литературы - ведь он сродни воздуху братства (как и лесу, окружающему дом).

Разные в наших тетрадях живут записи. По большей части признательность тем, кто сохранил дом, благодарность за доставленную радость узнавания. Но радость сочетается с тревогой, с грустью.

"...Грустно только, что, несмотря на самоотверженные усилия близких Корнея Ивановича, которые помогают людям, любившим его и его книги, узнать побольше о его жизни и труде, - время оказывает разрушительное действие на дом, где он работал.

Семья NN г. Москва 28/1Х-74"

Одно ли время?

Грустно - отнюдь не Литературному фонду, хозяину дома. Я, арендатор, вношу не одни лишь деньга за аренду. Я посылаю заявления. Литфонд, хозяин, обязанный в обмен на деньги заботиться о целости и благоустройстве дома, посылает комиссии. Комиссии признают, что просьбы мои основательны. Хозяин из года в год откладывает ремонт еще на год.

А братство - рядом. То придут специалисты-цветоводы и предложат посадить на могиле особые растения, не боящиеся тени, - своими руками посадят их. То школьники предложат расчистить лес, то солдаты воинской части распилят и сложат сосны, поваленные бурей в лесу.

Но гниют балконы, осел фундамент, крылечко отошло от стены; двери и окна перекошены... Хозяину это нипочем. Он ведь только называется "Литературный фонд", а вовсе не литературой он занят. Хозяин занят ремонтированием дачи хозяина: председателя Литературного фонда.

По степени заброшенности, в Городке писателей с дачей Корнея Чуковского может соперни-чать - и сильно превосходит ее! - только одна. Это дача Бориса Пастернака.

Здесь все тебе принадлежит по праву,

Стеной стоят дремучие дожди,

писала Анна Ахматова о Переделкине, обращаясь к Пастернаку.