Процесс. Замок (с иллюстрациями Веры Дубровской)

с тобой, мне что-то мерещится, словно мы оба слишком настойчиво, слишком шумно, слишком ребячливо и неуклюже старались добиться того, чего, например, при Фридином спокойствии, при ее деловитости можно было бы

достичь без труда, а мы и плакали, и царапались, и дергали — так ребенок дер-гает скатерть и ничего не получает, только сбрасывает роскошное угощение на

пол и лишается его навсегда. Не знаю, верно ли я говорю, но, что скорее все

именно так, а не так, как ты рассказываешь, это я знаю твердо.

— Ну конечно, — сказала Пепи, — ты влюблен в Фриду, потому что она

от тебя сбежала; нетрудно влюбиться в нее, когда она далеко. Но пусть будет

по-твоему, пусть ты во всем прав, даже в том, что ты меня осмеиваешь. Но что

же ты теперь будешь делать? Фрида тебя бросила, и, хоть объясняй по-твоему, хоть по-моему, надежды на то, что она вернется, у тебя нет, и, даже если бы

она вернулась, тебе на время надо где-то устроиться, стоят холода, ни работы, ни пристанища у тебя нет, пойдем к нам, мои подружки тебе понравятся, у нас тебе будет уютно, поможешь нам в работе — она и в самом деле трудна

для девушек, а мы, девушки, не будем предоставлены сами себе и по ночам

уже страху не натерпимся. Пойдем же к нам! Подружки мои тоже знают Фриду, мы тебе будем рассказывать про нее всякие истории, пока тебе не надоест.

Ну идем же! У нас и фотографий Фриды много, мы тебе все покажем. Тогда

Фрида была скромнее, чем сейчас, ты ее и не узнаешь, разве что по глазам —

они и тогда были хитрые. Ну как, пойдешь?

— А разве это разрешается? Вчера весь скандал из-за того и разгорелся, что меня поймали в вашем коридоре.

— Вот именно оттого, что тебя поймали, а если будешь у нас, тебя никогда

не поймают. Никто о тебе и знать не будет, только мы трое. Ах, как будет весело! Теперь жизнь там уже кажется мне гораздо более сносной, чем раньше.

Может быть, я и не так много теряю оттого, что приходится уходить отсюда. Слушай, мы ведь и втроем не скучали, надо же как-то скрашивать горькую

жизнь, а нам ее отравили с самой юности, ну а теперь мы трое держимся друг за

дружку, стараемся жить красиво, насколько это там возможно, тебе особенно

понравится Генриетта, да и Эмилия тоже, я им уже про тебя рассказывала, там

все эти истории слушают с недоверием, будто вне нашей комнаты ничего случиться не может, там тепло и тесно, и мы все больше жмемся друг к дружке, но, хоть мы и постоянно вместе, друг другу мы не надоели, напротив, когда я подумаю о своих подружках, мне почти что приятно, что я отсюда ухожу. Зачем

мне подыматься выше их? Ведь нас так сблизило именно то, что для всех трех

будущее было одинаково закрыто, но я все же пробилась, и это нас разлучило.

Разумеется, я их не забыла, и первой моей заботой было: не могу ли я что-нибудь для них сделать? Мое собственное положение еще не упрочилось — хоть

я и не знала, насколько оно было непрочным, — а я уже поговорила с хозяином насчет Генриетты и Эмилии. Насчет Генриетты хозяина еще можно было

426

ф. кафка

уговорить, а вот насчет Эмилии — она много старше нас, ей примерно столько лет, сколько Фриде, — он мне никакой надежды не подал. Но ты только

подумай — они вовсе не хотят оттуда уходить, знают, что жизнь они ведут там

жалкую, но они уже с ней смирились, добрые души, и, по-моему, они лили слезы, прощаясь со мной, главным образом из-за того, что мне пришлось уйти

из общей комнаты на холод — нам оттуда все, что вне нашей комнаты, кажется холодным — и что мне придется мучиться в больших чужих комнатах, с чужими людьми, лишь бы только заработать на жизнь, а это мне при нашем

общем хозяйстве и так до сих пор удавалось. Наверно, они ничуть не удивят-ся, если я теперь вернусь, и только в угоду мне поплачут немного и пожалеют

меня за мои злоключения. Но потом они увидят тебя и сообразят, как все-та-ки вышло хорошо, что я уходила. Они обрадуются, что теперь мужчина будет

нам по мощью и защитой, и придут в восторг оттого, что все должно остаться

тайной и что тайна эта свяжет нас еще крепче, чем до сих пор. Пойдем же, ну, пожалуйста, пойдем к нам! Ты себя ничем не обяжешь и не будешь привязан

к нашей комнате навсегда, как мы. Когда настанет весна, и ты найдешь пристанище где-нибудь в другом месте, и тебе у нас не понравится, ты сможешь

уйти; конечно, ты и тогда обязан сохранить тайну и не выдавать нас, иначе для

нас это будет последний час в гостинице; разумеется, когда ты будешь у нас, ты должен быть очень осторожен, нигде не показываться, если мы сочтем это

небезопасным, и вообще ты должен будешь слушаться наших указаний; вот

единственное, что тебя свяжет, но ты в этом так же заинтересован, как и мы, а в других отношениях ты совершенно свободен, работу мы тебе дадим не-трудную, не бойся. Ну как, пойдем?

— А до весны еще далеко? — спросил К.

— До весны? — повторила Пепи. — Зима у нас длинная, очень длинная

и однообразная. Но мы там, внизу, не жалуемся, мы хорошо защищены от хо-лодов. Ну, а потом придет и весна и лето, всему свое время, но когда вспомина-ешь, и весна и лето кажутся такими коротенькими, будто длились два дня, не