Провал

– Я не знаю, о чем ты говоришь. Ты, наверное, меня с кем-то путаешь. Неужели это действительно был я? Ты меня видел? Ты видел мое лицо?

– Я узнаю твой голос.

– Даже если бы это было так, разве для суда этого достаточно? – Лагергрен, казалось, проявлял искреннее любопытство. Себастиан вдруг сообразил, почему жертвы во время самих тестов сидели в автофургоне с завязанными глазами. Если они справлялись, получали зачет и освобождались, Лагергрен мог утверждать, что он действительно ел вместе с этими молодыми людьми, но к происходившему после он отношения не имел. Разве они видели его в фургоне, когда проходили тест? Эббе не повезло. Она была вместе с сестрой. Будь она одна, возможно, она не лишилась бы зрения.

– Я, очевидно, болен, раз беру на себя убийства, которых не совершал. Разве нет?

Лагергрен улыбнулся ему. С Себастиана уже хватило. Это ни к чему не приведет. На прямой конфронтации ничего не выиграть. Лучше сыграть с ним, но только изменив план игры.

Пусть нападение будет защитой. Защита – нападением. Что ему известно о Лагергрене? Преподаватель, считающий, что знания недостаточно высоко ценят, измеряющий человеческую ценность общим образованием.

Неинтересно. Это – его соображения, не сущность. Что им движет? Что он говорил перед тем, как убить Чельмана? На его стороне пресса. Он донес до людей свою мысль. Казалось, он гордился этим. Тем, что его выслушали. Проявили к нему интерес.

Интервью с Вебером было скорее манифестом, чем разговором.

Этим можно воспользоваться. Кроме того, Лагергрен проявляет признаки несколько гипертрофированного самолюбия. До сих пор все играло ему на руку.

Себастиан почувствовал, как энергия возвращается. В этом он силен. Сильнее всего. Он уже почти с нетерпением ждал возможности взять реванш. Наконец выиграть.

– Жаль, – коротко произнес он с достаточно печальным видом и с некоторой подавленностью покачал головой.

– Что жаль? – поинтересовался Лагергрен.

Себастиан посмотрел на него, взвешивая, какой наживкой воспользоваться, решил и подбросил ее.

– Что это был не ты. – Он выпрямился на стуле и наклонился вперед, уперев локти в столешницу и опустив подбородок на сцепленные руки. – Ты слышал об Эдварде Хинде?

– Я знаю, кто это.

– А знаешь, почему тебе о нем известно? – Он ясно показал, что вопрос риторический и сразу сам на него ответил. – Потому что я написал о нем книги. Пользовавшиеся успехом. Делал о нем доклады. Читал о нем лекции. Довел сведения о нем до сознания народа.

Себастиан замолчал, изучая мужчину напротив. Понимает ли тот, что происходит? Чем занимается Себастиан? Трудно сказать, стоит продолжить.

– Если бы этих людей убил ты, – проговорил он. – Написал те письма, дал то интервью…

Он опять замолчал. Наживка теперь в принципе совершенно очевидна. Видит ли ее Лагергрен, заинтересовался ли?

– Это не я, – сказал Лагергрен, и Себастиан почувствовал некоторое разочарование. Или? Может, разница по сравнению с началом все-таки есть? Голос ниже, менее уверенный, более вкрадчивый…

– Жаль, потому что тогда ты был бы более интересной личностью, – продолжил Себастиан, встал и принялся расхаживать по комнате. – Ведь так увлекательно иметь дело с человеком, который понял, что сможет сильнее повлиять, охватить большее количество народу, не будучи анонимом. Стать символом борьбы, даже сидя в тюрьме. Даже лучшим символом, обретя статус, равный мученику.

Себастиан прислонился к стене. Выражение лица Лагергрена не изменилось, но по языку его жестов Себастиан видел, что пробудил мысль. Наверное, она у него все время присутствовала. Видимо, сказанное Себастианом и явилось причиной того, что Лагергрен сдался. Но когда эту мысль облек в слова, подтвердил кто-то другой, она стала более реальной.

Реальной и заманчивой.

– Жаль, что это не ты, – завершающим тоном сказал Себастиан и оттолкнулся от стены. – Я бы написал о тебе, а мои книги издают.

Он развернулся и направился к двери. Сколько тут может быть шагов? Шесть? Пять. От Лагергрена ни звука. Четыре. Три. Он протянул руку к ручке двери, пытаясь придумать предлог, чтобы остаться, не выдавая того, как ему этого хочется. Два. Не получается.

– Подожди.

Себастиан не смог сдержать улыбки. Лагергрен увидел наживку и счел ее интересной. Теперь нужно немного подтянуть ее, чтобы он последовал за ней, вытащить его на поверхность. Удалив малейшие следы довольной улыбки, Себастиан повернулся с выражением лица, которое, как он надеялся, показывало, что ему это надоело и что у него есть дела поважнее.

– В чем дело?

– Я видел твое интервью, ты считаешь, что этот Убийца-застекольщик – идиот.

– Да.

– Тогда почему ты хочешь написать о нем книгу?

– Я писал о Хинде не потому, что он мне нравился или я был с ним согласен. – Себастиан сделал несколько шагов обратно. – Он был интересен мне, читателям. Человек, совершивший это, еще более интересен. Хинде был обычным психопатом, нарушения эмпатии, насилие в детстве и тому подобное, ну, ты знаешь. А этот человек хочет сказать что-то важное. Поднять важный вопрос.