Провал «миссии бин», или Запись-ком капитана Вальтера

— Кондрашка слушает, кого надо?

— Ты что, рядовой, в смотровой не один? Или готов в каптёрку спуститься за прапорщиком Лебедько — пост бросить?

— Ни как нет! Один я. Прапорщику Лебедько, ему звонят, стучу в змеевик.

— Ему звонят? И кто же?

— Старшина Балаян.

— Доложи обстановку.

— Не нашли, не исправили ещё, товарищ капитан!

— Если с тобой у меня связь есть, чего под «миску» прибегал?

— Я докладывал, вы на крыше барака стояли, товарищ капитан. Звонил вам в командный пункт, но вас там не оказалось.

Чертыхнулся про себя: забыл; и в очередной раз убедился в том, что не там установил телефон — в казарме надо было, на тумбочке дневального.

— Отправляйся, рядовой, вслед пехотинцам и проверь за ними телефонный кабель. — Я боялся, заметит часовой с вышки моё передвижение в сторону Мирного с мешком за плечами. — Видел, как толкались? Затоптали. Могли и новые за собой обрывы сделать.

Кондрат сразу потускневшим голосом высказал своё предположение:

— Товарищ капитан, а не Донгуан ли повредил провод? Он и через кладбище мог пройти.

— Через кладбище. А ты что ж, часовой, не видел? Со Стешкой болтал.

— А… Чего с ней болтать? Говорит, говорит… Скажет «хочу пи-пи», трубку положит и дрыхнет сама. Я то, слышу, как почмокивает во сне. Малолетка — не целованная… Тараторила, я Донгуана услышал, когда он уже мимо башни проскакал. Наверное, через кладбище. Следов не осталось: пурга.

— В голове у тебя пурга! Выполняй приказ, рядовой!

— Слушаюсь! Наконец-то, вы отменили гражданку! Разрешите «перчик» скатать — на ветерке постоять.

— Разрешаю. Ножи для стрижки оставлю на столе в «капэ», скажи старшему сержанту Брумелю или дневальному. Без меня стригитесь и брейтесь, я перед рассветом на Дальнее поле схожу — проверю, как отпололи.

— Есть! Будет исполнено, товарищ капитан.

Я дал отбой, достал из сейфа и выбрал самую долгоиграющую свечу, зажёг и поставил на столе перед оконцем. За ночь не хватятся, а к раздаче нарядов после побудки и завтрака рассчитывал вернуться.

* * *

Выполз из трубы, спрыгнул на землю и набросил на себя прихваченную накидку. Зипун хоть и выцвел, из зелёного буро-песочного цвета стал, но в сопках далеко видать, а в накидке, сплетённой из корней оскоминицы, длинной по щиколотки — маскировка отличная. Поспешил к проходу под «миской» и стеночкой-стеночкой купола-ПпТ вышел к воинскому кладбищу, пересёк погост и дальше стеночкой-стеночкой кругом купола вышел к водокачке — под стену башни, где спрятаны мои подарки Евтушенко и Степану. В обед я подменил часового и Силыча отправил на кухню помочь кашевару слепить на весь колхоз пельменей — предстоял праздничный ужин по случаю дня рождения старшего бригадира Брута… да чего уж там, старшего сержанта Брумеля. Тогда-то и взял в каптёрке… да чего уж там, выкрал экзоскелеты с комплектом спецназовской амуниции. Рассчитывал в накидке, под прикрытием и поднявшейся к удаче песчаной «пурги» обогнуть стороной Дальнее поле и уже на подходе к Мирному облачиться в КНТМ. Явлюсь мирянам «красавецом». ФРКУ вот только зря прихватил, лишний груз, да и красы не придаст.

С мешком через плечо направился было к крестьянскому кладбищу, как услышал отдалённый гомон пехотинцев. Что мне оставалось делать? На башне спрятаться? Так она наверняка закрыта Кондратом на замок, а кода я не помнил. Силыч, был бы в каптёрке, мог дверь открыть, но он сейчас пельмени лепит. Бежать под «миску», в правление? Поздно. Пробежал под прикрытием тени от башни и залёг у крайней могилы, накидкой укрывшись с ног до головы.

Прошли первые пехотинцы. Впереди, спиной задом наперёд, семенил Милой. Тряся кудрями, словак что-то вдохновенно рассказывал и показывал. Раскатывал по лицу балаклаву, козырял и поднимал пыль босыми ногами, ступая строевым шагом. Понятно, с ходуль спрыгивал и вышагивал строевым. У меня заныли ушибленные о стол пальцы. «Всё, всё, хватит, завтра постригутся, побреются, и в строй. И в поле строевым с песней», — откусывал от ногтя и сплёвывал я.

Возвращались пехотинцы усталые, многие хромали. В проходе под купол устроили пробку — всем не терпелось завалиться на нары. Из барака вышел Селезень, из столовки Силыч, переговорили о чём-то с Брутом. Что-то замышляют.

Я поспешил подняться и продолжить свой путь, а забрасывал за плечи мешок, зацепил и сбил со столбика миску с надмогильной надписью. Намерился водрузить её на место, но услышал голоса. Разведотделение Селезня приближалось к водокачке, шли на крестьянское кладбище мой приказ исполнить, найти обрыв линии. Различил голоса рядовых Кирилла (Крынка) и Святослава (Пузо Красное). Припрячу в сопках с зипуном и накидкой, а возвращаться буду из Мирного, верну на место, так решил. Сунув миску за пазуху зипуна, побежал короткими перебежками, припадая время от времени к земле.