Провал «миссии бин», или Запись-ком капитана Вальтера

— А я знал? У Камсы спроси, он с потолка все соскабливал, высушивал. Порошок заныкал. И Заю твою, думаешь, кто промыл? — огрызнулся китаец.

— Камса! Ну, ты жучара!

Обошли башню и свернули с тропки, что вела в Быково, к кладбищу. Что им надо, заволновался я.

Обелиски миновали стороной и вышли к могиле Марго. Что такое? Зачем?

Лебедько вылез из-под скульптуры, жеребец с кобылы не слез, продолжал «молотить» Заю.

Чон и лейтенанты в стороне от могилы Марго выкопали и вытащили хомут с упряжью. Донгуан долго упрямился — уворачивался от ярма, пока китаец не дал ему слизнуть с тряпицы ещё порошка и не сказал что-то на ухо.

Перед обелиском сгребли лопатами песок, Лебедько помог коню — сдвинули плиту накрывавшую саркофаг.

…Сняли крышку. Труп плавал в чем-то жидком, маслянистом и прозрачном.

Половых органов на теле не наблюдалось, в промежности — татуировка. Занимала она и живот, бедра, ягодицы. Изображены пираньи, пожиравшие пингвинов. Её, Марго, тело, убедился я, как-то по мэсенджеру показала это тату, похвалилась. Только «треугольник» и губы половые на месте тогда были. Пол на мужской Марго сменила уже в замужестве. Развелась, а сошлась с мужем, снова стала женщиной с намерением родить от супруга, моего закадычного друга Салавата Хизатуллина. Лицензию на ребёнка давали только при условии восстановления с ним брака. А получила от Салавата отказ, снова поменяла пол на мужской, а после и вовсе присоединилась к «протестантам» и сотворила с собой обряд «обреза члена по корень».

Селезень, Комиссаров и Крашевский надели на руки медицинские перчатки и перевернули труп на живот. Комиссаров поднял с затылка волосы. Не видел я, что делал Крашевский — он, склонившись, закрыл собой от меня голову покойницы. Решил не менять положение дрона, ни чего бы это не дало — все сгрудились плотной гурьбой, что там не увидишь.

— Ну что? — спросил Лебедько.

— Черепная коробка не пуста, мозг на месте, — ответил Крашевский.

— Нечеловеческий, — встрял Комисаров, — половину только черепа занимает.

— Животного, уверен, — заверил Селезень, — До Хрона я на скотобойне работал, головы разделывал. Всё, закрываем саркофаг и зарываем. Не Капитан бин Немо*********** это. Тело — женское, мозг, похоже, козий. Товарищ прапорщик, впрягайтесь с Донгуаном, товарищи лейтенанты, подсобите им, Чон и разведчики, заметите следы.

Команды, раздаваемые Селезнем, вызвали у меня предположение, что он был инициатором эксгумации. Но зачем, откуда он, ефрейтор, мог знать о задаче, найти и уничтожить Капитана бин Немо? Впрочем, Селезень дядин разведчик, а его рота одна из первых числилась в исполнителях «операции бин».

Удивление и поиск ответа прервал собственный смех — глухой внутри шлема. Увлёкшись увиденным, допустил оплошность: упустил момент, когда хихиканье сменилось смехом.

Повиснув на одной руке, отвернул забрало шлема, высморкал в ладошку обе таблетки и сунул их за пазуху зипуна, во внутренний карман. А доставал из пенала на поясе два «макарика», зацепил неуклюже пальцами миску… выронил валюту. Хорошо, ветром снесло — не упали на эксгуматоров. Сдерживая смех, я нашарил в кармане высморканные таблетки и засунул их обратно в нос. Отдал команду дрону самоликвидироваться, набрал высоту и полетел от кладбища в сторону Мирного. Последнее что видел и помнил: Кондрат с задранной головой и ладонью козырьком у лба…

* * *

В себя пришёл я, лёжа под простынёй до подбородка.

Узнал Балаяна и Евтушенко, сидели по сторонам на табуретах. Над спинкой кровати у ног моих нависала морда козла — с огромными рогами, с окладистой бородой и пышными патлами на щёках под ушами. Копытом тот норовил стянуть с меня простыню.

— Оставь! — прикрикнул на козла Евтушенко.

— Отойди, — потребовал Балаян, — дай человеку чистым воздухом дыхнуть.

— Посмотрите, Жан-Поль, какой прекрасный мех. Ни у одного, когда за жмыхом приходили, я такого не видел. Выбрит зачем-то на одной груди. Вы утверждаете, что это ваши спецназовские штучки? Для сохранения тепла под доспехами и для маскировки в джунглях? Под горилл, что ли… А мне сдаётся, приобретённое здесь на острове. Мутация. — Евтушенко поднял простыню выше. — Ха! И на члене мех! А браслетик на члене и браслеты на руках и ногах, ошейник зачем?

— После заключения мира секретность не сняли.

Отвечая председателю и заметив, что я очнулся, Балаян прищурил глаз и скосил взгляд чуть в сторону. На жестах спецназовцев это означало: «Есть конфиденциальное, важное сообщение».

Я, чуть прищурив глаз, показал что понял.

— Принесите горячего молока. — Евтушенко проверял пульс, придавив пальцами мне артерию на шее.

— Мигом, Тарасович Ольги, — встал Балаян.

Моя рука свесилась с края кровати и легла на что-то округлое, прохладное. ФРКУ, догадался я. Трико-ком оказалось скатанным, лежал я голым. Зипун нащупал свёрнутым и перетянутым портупеей.

Боднув дверь, козёл вышел следом за Балаяном. Евтушенко поднялся с табурета со словами: «Лежите, лежите», — и отошёл к столику с медаптечкой.