Провал «миссии бин», или Записи капитана Вальтера

— Я сварю. Вместо матрасов гамаки нацепим, настилы из листовой гофры соорудим, чтоб не поддувало, да и задницу над собой не видеть.

— Ладно, прапорщик, режь свой магический узор от воровства. Нары двухъярусные нам не понадобятся, так год перекантуемся. Да и ранцы школьные ни к чему, храни в каптёрке. Ефрейтор Хлебонасущенский, вспомни какою-нибудь фразу, что слышал на кладбище из-под надгробья.

Повар вздрогнул и замер, уши его (в полблина размером), дёрнувшись, затряслись, как пружинные. Как будто не поняв вопроса, невинно улыбнулся, полностью показав передние зубы. «Прекрасней» улыбки я ещё не видел. У него зубы скрутило, нижние наружу, верхние под зоб. Говорил внятно.

— Когда на крестьянском кладбище пели, — помог я ему вспомнить, и уточнил: — Пили.

Повар воровато закосил на меня, сидевшего на ящике низко. Прежде чем ответить, затравленно покосился в сторону — видно, хотел встретиться взглядом с Крашевским, но выпуклая грудь и необъятный живот каптенармуса скрывали лейтенанта.

— Это приказ! — поторопил я.

— Из-под чьего надгробья, там их много?

— Понимаю, пели-пили в каждый очередной раз у другой могилки, в надежде, что в этом месте покойник голоса не подаст. Докладывай!

— «Придёт час, и мы в-восстанем, б-братья! И первым, кому не поздоровится, будет м-майор!» — выдавил из себя.

— Ну, поверить можно, покойники ведь не знают, что меня разжаловали в капитаны. Лейтенант Крашевский!

— Эта фраза звучала чаще всего, и всякий раз как пили на посошок.

— Иронизировать изволите, лейтенант?

— Никак нет, товарищ майор!.. Виноват — капитан… Доложил, как есть.

— Прапорщик Лебедько, — обратился я к каптенармусу, — погоны майорские вы забрали, где капитанские? Вы слышали эту фразу? — Рывком поднялся я и стал близко к великану, грудь в грудь.

— Разумеется. Все слышали и я не глухой, — невозмутимо ответил Лебедько. — Насчёт вашего разжалования — загвоздочка вышла: звёзды малые в наличии есть, но шесть только штук к погонам старшего лейтенанта. Вы капитан. К тому же, погон младшего офицерского состава в наличии не имеется вовсе… Есть петлицы с капитанскими ромбами — красноармейские. Выдать?

— И что же, ни кто эту замогильную угрозу не догадался записать на комлог?

В офицерском притворе повисла тишина. Я вытягивался, стараясь заглянуть Лебедько в глаза, но тот запрокидывался всё дальше и дальше назад.

Лейтенант и ефрейтор молчали.

— Я записал, — сдавленным фальцетом выдавил из себя прапорщик.

— Прокрути! — отступил я назад и сел на ящик.

Лебедько нехотя достал комлог и, поколдовав кнопками, вытащил фразу: «Слышите, братья, кто-то чокается там наверху? Но не за наш упокой пьют».

— Комлог сюда!

— Пошутить хотел маненько. Скукота же.

— Прапорщик Лебедько!! — Привстал я с ящика. — Какой пароль? — Сел с отданным мне аппаратом.

— Резьба клинковая.

— Резьба клинковая, — проговорил я пароль на доступ и распорядился: — Комлог, найди в записях фразу со словами: «И первым, кому не поздоровится».

Из аппарата прозвучало: «Придёт час, и мы восстанем, братья. И первым, кому не поздоровится, будет майор. — Я тут же потребовал назвать время записи: — Пять часов, сорок восемь минут, пятьдесят четыре секунды».

— Лейтенант и ефрейтор, вы не только в ужин, но и ранним утром до подъёма поёте на кладбище? Не слышал. Чья идея там петь? Пить!

Крашевский и Хлебонасущенский стояли, вытаращив глаза в потолок: они припоминали и начинали всё понимать. Прапорщик упредил.

— Разыграл я. От скуки ж помереть можно. Не замечали, что комлог у меня не на нагрудном кармане висит, в кирзач за голенище заправлен, — смеялся на последних словах Лебедько и расталкивал локтями стоявших по бокам.

Я положил комлог на ящик, встал, одёрнул хэбэлёнку без погон и туже затянул на талии ремень.

— Балаян!

— Слушаю! — вскочил в притвор старшина Балаян.

— Доложи, чего хотели мужики.

— Да какие мужики. Очкарики. Представились докторами, кандидатами наук и полезли с дурацкими вопросами, не привезли ли мы случаем с Марса периодику последних лет из области кибернетики, квантовой механики и робототехники. Я пошутил, сказав, что рефераты и журналы из области подрывного дела прихватили. Так заинтересовались. Предложили сменяться на жмых. Я не понял, попросил пояснить. Оказывается — вы сейчас умрёте со смеху — жмых это отход производства растительного масла из подсолнечных семян. Каково?! Жмых их нам нужен! Остыли, когда растолковал, что записи у нас сделаны на комлоги-ком, военного образца. У них они — откуда. Стояли, ай-пады в руках вертели — задавались. Вот пацаны, те досаждают. Намедни Чона Ли отметелили, за ворванью в Мирное сходил — не, умереть не встать — камин в столовой топить. Ворвань, если не знаете, китовое сало.

— Строй взвод.

— Слушаюсь. У Чона Ли на кителе — выходном, с плеча лейтенанта Комисарова — погоны младшего офицерского состава.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться, — встрял Крашевский.

— Разрешаю.