Способный программист рано или поздно найдёт искомое. Чем ярче способности, тем меньше времени для этого понадобится. И без всяких сомнений, количество вариантов прямо пропорционально степени профессионального интеллекта. Но программист свободен в выборе исходного персонажа. Мне ж пришлось довольствоваться тем, что не сводило с меня глаз. Возможно, по причине отсутствия специальной подготовки, я не нашла ни один ракурс удачным; или Листиков вообще не обладает удачным ракурсом – они у него все неудачные. Скорее всего, в этом есть заслуга природы: она попросту мало внимания уделила подполковнику, не одарив ни в фас, ни профиль. Разве что вполуоборот, и то сойдёт лишь для ритуального барельефа на надгробный камень. Был, мол, такой, служил, заслужил, вечная память.
«Что б ты издох», – когда удалось унять дрожь, злобная мысль пронеслась в моём разуме, придав уверенности.
– И долго мы будем молчать? – не желая затягивать наметившуюся в разговоре паузу, властно спросил подполковник.
– А мы и не будем молчать, – меня как прорвало.
В силу мобилизации каких-то внутренних ресурсов голос вдруг обрёл уверенность, тело ощутило гравитацию, глаз нашёл фокус, а мысль приобрела чёткость. Я внезапно почувствовала свежесть улетучивающегося страха: он исчезал, как душа из камикадзе после удачной атаки, уступая в фибрах тела место чувству собственного достоинства. Да, Листиков не император своей Японии, а я не слуга его недоделанной империи. И вообще я не собираюсь ложиться на алтарь чьего-то профессионального благополучия.
– Что значит «не будем молчать»? – взгляд, натасканный на «колке подозреваемых», продолжал выдерживать фокус и напор.
Моральное превосходство, вот основной атрибут таких взглядов, путешествующих по экранам из фильма в фильм. Позже я поймала себя на мысли, что высший пилотаж в работе следователя – интеллект, а не мимика. Пускай даже вселяющая ужас. Не зря в детективной классике воздвигнул нерукотворный памятник системе сильного мышления. Логика и дедукция – понятия, конечно же знакомые и Листикову, но только на уровне теории. До практики, судя по методу его работы, дело пока что не доходило. И, скорее всего, в силу узости генетических горизонтов, не дойдёт.
Часто из пространства, ограниченного этими горизонтами, доносится душещипательное оправдание, что мол, работа такая. Так вот, братцы, не стоит грешить на издержки профессии: где-где, а на уголовно-процессуальных просторах светлой голове всегда есть, где устроить протяжку извилин. Но у нас, как обычно, дефицит не с пространствами, а с головами: последних катастрофически не хватает – вместо них, по большей части, просто черепа. И одному из них сейчас предстояло объяснить, что означает и почему «мы не будем молчать».
– Потому, что вы фабрикуете дела, – выдала я, не моргнув глазом.
– Вот как оно!? – ехидно ухмыльнулся Листиков.
– Как есть, так и есть.
– Значит, говоришь, дела фабрикуем? Тогда вот, птица, слушай. Этот твой базар всего лишь обычный манёвр подследственного, попытка спасти свой зад. Но здесь подобное не пройдёт! Лучше подписывай чистосердечное признание, а не то мы за тебя по полной программе возьмёмся. Мы много знаем. И про липовые больничные листы, которые вы там у себя продаёте. И про справки фиктивные, которые пачками штампуете за деньги. От армии отмазки, тоже факт. Да мы можем ещё много накопать.
Вот те – на! Ещё один сюрприз. Плюс ко всему, прежде уже озвученному. С какой стороны ко мне не подберись, везде увидишь преступника. Я, не понимая, что вновь становлюсь жертвой обычного «ментовского понта» испугалась. Откуда мне знать, о чём нарконадзору ещё известно. Если на чистоту, липовые больничные листы и справки – в нашей медицине дело обычное, и моя персона не исключение. В общем, я почти заткнулась.
– Ну как? Будем писать добровольное чистосердечное? – по прежнему не отводя взгляда, продолжил наседать Листиков.
От одной из его фикс отразился луч, излучивший некий реликтовый отблеск. Будто от сломанного клыка хищника, готовящегося к прыжку где-то в доисторическом прошлом, когда по земле шагнула ступня даже не первого человека, а прачеловека. То есть уже не обезьяны, но ещё и не homo sapiens.
«Я для него только добыча», – подобно холодному душу, догадка освежила разум.
Жилистая пятерня уже подталкивала в мою сторону чистый лист бумаги. В подсознание закралось ощущение, что начинается обычное давление на психику. Ещё немного, и нервы должны сдать, а ведомая чужой волей рука должна подписать самой себе приговор. Потом хваткие пальцы, ощетиненные когтями власти, цепко ухватят ставшую совершенно беззащитной жертву и забросят прямо в жерло мясорубки правосудия. И тогда больше ничего не поможет.
– Нет, – собрав воедино остатки воли, я отодвинула лист.