В Провансе День всех святых (1 ноября) — выходной, но, кажется, мало кто знает почему. Светская Франция не отмечает церковные праздники, хотя сохранила их в календаре. Отношениям с Церковью присущ особый вид лицемерия: стороны изображают взаимный интерес (особенно со времен массовой иммиграции из стран Магриба), однако если в разговоре со среднестатистическим французом коснуться декалога, он скорее вспомнит о фильме с таким названием[344], нежели о ветхозаветных моральных нормах.
Обряды, связанные с Днем всех святых и Днем поминовения усопших, во Франции не соблюдаются уже давно. Зная об этом, я многого и не ждал, однако, будучи воспитан в традиции культа усопших, требующей в эти дни зажигать свечи на могилах близких, вечером пошел на городское кладбище, чтобы зажечь — в память об ушедших — три привезенные с родины лампадки. Кладбище, согласно римскому закону расположенное за городскими стенами, ограниченное с юга улицей Лакведук, с севера — улицей Мулен, с запада — бульваром Эмиля Комба, было закрыто. На бульваре, малолюдном даже в обычные дни, ни души. Внушительные ворота в кладбищенской ограде похожи на ворота крепости. Однако на их каменном обрамлении был электрический звонок — я нажал кнопку. Где-то в глубине, словно за пределами земного пространства, прозвучал гонг. Ворота приоткрылись, показался страж в черном мундире и круглой твердой фуражке с козырьком; на фуражке герб города: лев, держащий римский штандарт с надписью
— Вы по какому делу?
— Сегодня праздник, День поминовения усопших. Я хотел зажечь лампады.
— Праздник? Кладбище закрыто. Часы работы — на воротах. Вы что, не видели?
Я возвращался по бульвару вдоль городских стен. Смеркалось, свет автомобильных фар скользил по деревьям с остатками листвы, легкая дымка окружала висящие над мостовой фонари полупрозрачным нимбом; пахло осенним туманом и дымом плодовых дров. На перекрестке, где бульвар Эмиля Комба пересекается с бульваром Лис, вместо того чтобы повернуть направо, на бульвар Лис, я, дождавшись сигнала светофора, машинально зашагал вниз по крутой, обсаженной старыми платанами улице, ведущей к каналу Крапон, по берегу дошел до перехода через старые, уже не используемые железнодорожные пути и, сам не знаю как, оказался возле Алискампа. Ворота римского некрополя были открыты.
В Аллее саркофагов, «где жизни след угрюмый старательно затёрт»[345] — как писал Болеслав Лесьмян, — было пусто и темно. Высоко в кронах деревьев, чьи переплетенные ветви напоминали
Я спустился в раскоп и на плите одного из безымянных, ничем не украшенных саркофагов зажег три лампадки в память о своих близких. В неподвижном ночном воздухе они горели ровно, выхватывая из темноты, как на барочных картинах голландских мастеров, очертания римских гробов, края раскопа, архитектурные детали…
Не знаю, долго ли я просидел, не сходя с места, как вдруг в дальнем конце раскопа, метрах в пятидесяти от себя, уголком глаза заметил слабый трепещущий огонек. В первую минуту я принял его за отразившийся в осколке стекла свет от одной из моих лампад, хотя это вполне мог быть — почему бы и нет? — появляющийся над безымянными могилами «блуждающий огонь». Впрочем, в Провансе духи не посещают кладбищ. Источником света была горящая свеча. Больше того: я сумел разглядеть склонившуюся над ней фигуру.
Дальше все покатилось само собой. Рядом со свечой сидела девушка в индийской шали. Худенькая, с маленьким треугольным личиком и копной курчавых черных волос. Когда я приблизился, она, не вставая, заговорила:
— Мне сказали, что свет свечи приносит покойникам облегчение. Помогает забыть о живых. Может, и вправду?
— У меня на родине думают по-другому. Связь с умершими — источник духовной силы. Сегодня такой день, когда усопшие возвращаются на землю, чтобы побыть поближе к тем, кого они любили при жизни. Пламя свечи — что-то вроде молитвы и символа единения.
— Знаю, потому я и здесь. Но я не хочу, чтобы тот, кто видит этот огонек, вернулся и вообще являлся ко мне. Наоборот, хочу, чтобы все забыл.
Был в ее словах какой-то непонятный подтекст, но я не стал ни о чем спрашивать.
Мы возвращались вместе по Аллее саркофагов. Уже совсем стемнело. Колеблющиеся отблески у нас за спиной еще долго не пропадали из виду Когда мы остановились, дожидаясь зеленого света, на перекрестке, девушка спросила: