Провансальский триптих

— 1983, — сказал хозяин, — исключительно удачный год!

Я не смог не согласиться.

После ужина, сидя перед камином и согревая в ладонях старый арманьяк Castarède, мы долго разговаривали à baâtons rompus[360] обо всем и ни о чем: о вине, о трудном искусстве жизни, о «Гусаре на крыше» Жана Жионо, о деградации французской кухни… При обсуждении какой-то деликатной темы я вдруг понял, что мой хозяин, умело задавая вопросы, пользуется испробованным софистами методом, который в платоновских диалогах «Пир» и «Федр» применял Сократ. И лишний раз убедился, что, благодаря жившим в здешних краях переводчикам и мудрецам, важнейшие произведения греческих философов вошли в европейскую культуру.

Наутро, попрощавшись с хозяином и подойдя к машине, я увидел приоткрытый багажник, а в нем коробку с шестью бутылками красного вина Mas du Notaire 1983 года.

*

Во Франции профессия нотариуса имеет длинную историю и две разные традиции. Одна, более давняя, связывала эту профессию с государственной службой: монархам требовались правовые обоснования легитимности их действий. Юристы, выполнявшие такого рода обязанности, пользовались уважением в столице и в провинции; они составляли замкнутую, наделенную привилегиями часть общества, своего рода касту, члены которой любили называть себя noblesse de robe[361]. Другая традиция сформировалась в первой половине XIX века в результате революционных перемен, коснувшихся государственного строя и собственности и связавших нотариусов с быстро богатеющим (не всегда законными путями) мещанством. Нотариусы часто — слишком часто! — легализовали подозрительные сделки, особенно в начале века при распродаже национальных богатств: конфискованного имущества, принадлежавшего монастырям, церквям, королевской семье, аристократии. Благодаря прочным корпоративным связям представители этой профессии становились почти что неприкасаемыми. Репутация у них, в особенности в провинции, была не блестящая. В комедиях Мольера, Пьер-Огюстена Карон де Бомарше, Лоренцо да Понте[362] нотариус — зачастую гротескный и всегда комический персонаж. Сегодня у придерживающейся левых взглядов интеллигенции слово «нотариус» ассоциируется с мещанской зажиточностью и узостью горизонтов. Проще говоря, в ее представлении нотариус — это состоятельный буржуа небольшого ума, часто тяготеющий к правым (преимущественно — крайне правым).

В мае 1968 года в Париже я был свидетелем событий, прокатившихся не только по столице, но и по всей стране. Помню всеобщий энтузиазм, большие ожидания, романтические лозунги. Помню бурные собрания в актовом зале Сорбонны, манифестации на бульваре Сен-Мишель, стычки с полицией и CRS[363] в Латинском квартале, на правом и левом берегах Сены.

Седьмого мая во время митинга на углу бульваров Пор-Рояль и Монпарнас реакционный писатель Марсель Жуандо[364], сторонник действующей власти, с презрением бросил в лицо студентам: Rentrez chez vous, dans dix ans vous serez tons notaries[365]. Очень обидное оскорбление!

Романтический (как все неудавшиеся революции), под благородными лозунгами, порыв молодежи и студентов к свободе был безжалостно подавлен, а издевательское предсказание Марселя Жуандо, увы, сбылось. Для большинства революционеров «поколения-68» предлагаемые жизнью соблазны оказались сильнее, чем верность идеалам, про которые они быстро забыли, удобно устроившись в креслах своих отцов — президентов крупных концернов, политиков, промышленников, — и, похоже, неплохо себя чувствуют в новых амплуа. Даже пламенный вождь революции Даниэль Кон-Бендит — молодой бог, идол, которого в свое время носили на руках, а сейчас корпулентный пожилой господин в костюме от Армани (много лет спустя, встретившись в Берлине, мы с ним оба почувствовали некоторую неловкость) — руководит какой-то фракцией Европарламента…

*

Я вспоминал вчерашний вечер в традиционной прованской mas, где живет из поколения в поколение семья нотариусов, атмосферу изысканной любезности, долгую беседу у камина, красные отблески огня в хрустальных бокалах, и вдруг в памяти всплыл май 68-го года и презрительное высказывание Марселя Жуандо. Почему? Я не мог отыскать даже отдаленные ассоциации: не то время, не то место, не та традиция. Разве что посчитать связующим звеном профессию хозяина… но нет, он совершенно ни при чем. Что поделаешь, стереотипы живучи…

Итак, ясным октябрьским утром, возвращаясь на машине в Арль, я вспоминал вчерашний день и гостеприимный дом нотариуса. Виноградники, мимо которых я проезжал, ждали первых заморозков, придающих вину неповторимый вкус и аромат.