Провансальский триптих

Mais pourquoi gravit-il maintenant cette butte presque escarpée, encore que les arbres у soient aussi servés qu’en dessous, le long d’étroites ravines? Ce n’est sûrement pas par ici que le chemin passe.

Et ce n’est pas de la-haut qu’il aura vue.

Ni pourra crier son appel.

Je le vois pourtant qui monte parmi les fûts, dans les pierres.

S’aidant d’une branche basse quand il sent le sol trop glissant à cause des feuilles sèches parmi lesquelles il у a toujours ces cailloux roulant sur d’autres cailloux: losanges de bord acéré et de couleur grise, tachée de rouge.

Je le vois — et j’imagine la cime. Quelques mètres d’a-plat, mais si indistincts du fait de ces ronces qui atteignent parfois aux branches. La тêте confusion, le тêте hasard que partout ailleurs dans le bois, mais ainsi en est-il pour tout ce qui vit.

Un oiseau s’envole, qu’il ne voit pas. Un pin tombé une nuit de vent bane la pente qui recommence.

Et j’entends en moi cette voix, qui sourd du fond de l’enfance:

Je suis venu ici, déjà — disait-elle alors — je connais ce lieu, j’y ai vécu, c’était avant le temps, c’était avant moi sur la terre.

Je suis le ciel, la terre.

Je suis le roi. Je suis ce tas de glands que le vent a poussés dans le creux qui est entre ces racines.

Но зачем он решил теперь взобраться по крутому, почти отвесному склону холма, заросшему деревьями так же густо, как эти тесные лощины? Уж там-то, наверху, точно не найдешь дороги.

Да и разглядеть ее оттуда не удастся.

Или до кого-нибудь докричаться.

Все же я вижу, как он лезет вверх, протискиваясь между стволами, вскарабкиваясь на валуны.

Цепляясь за низкие ветви, когда ноги начинают скользить по палой листве, в которой то и дело попадаются перекатывающиеся друг по другу камни — эти серые, в красных крапинах, ромбы с острыми краями.

Я его вижу — и я мысленно представляю вершину. Небольшая площадка, едва различимая за колючим кустарником, кое-где дотянувшимся до ветвей деревьев. Та же сумятица, та же власть случая, что и всюду в лесу, но ведь так бывает всегда, со всем живым. Взлетает птица, которую он не видит. Сосна, поваленная ночным ураганом, перегораживает склон; за нею подъем продолжается.

И я слышу, как во мне звучит этот голос, пробивающийся из глубины детства. Я уже приходил сюда — говорит он, — я знаю это место, я здесь жил, это было тогда, когда времени еще не было, когда меня еще не было на земле.

Я небо, я земля.

Я царь. Я вот эта горка желудей, которые ветер закатил в углубление между древесными корнями.

Ив Бонфуа. «Там, где падает стрела»[158]