Провансальский триптих

бокалом ратафии допоздна беседовали о политике. Все знали, что полковник Б. был ранен осколком гранаты во время государственного переворота 14 мая 1926 года[196].

Картины тускнели, сливались; напоследок я заметил въезжающую на площадь запряженную мулом бричку, в которой пан Ж., лесничий, по воскресеньям с женой и двумя сыновьями приезжал из лесничества на мессу. Правил он сам, сидя на козлах в темно-синем, наглухо застегнутом двубортном сюртуке или форменном мундире, с прямой спиной, держа вожжи руками в замшевых перчатках.

Я хорошо помню специфическую атмосферу спокойной, уверенной в себе провинции. Атмосферу эту создавали люди, которые жили среди вещей, годами не сдвигавшихся с места, в тех же квартирах, что их деды и прадеды, и руководствовались несколькими простыми правилами, позволявшими переходить из тьмы во тьму, понимая, что они всего лишь звено в цепи поколений. Среди фигур, промелькнувших вдруг, словно на экране laterna magica

[197], я заметил и себя, тощего недоростка-мечтателя, который летними вечерами слонялся по рыночной площади, голодным взглядом провожая проходящих мимо девушек и не сознавая, что видит не спектакль повседневности, а мир, который вот-вот полетит в тартарары.

Я долго стоял на маленькой площади Воклюза, глядя на дома цвета меда, вслушиваясь — с затаенной завистью — в тишину. Да, время здесь не движется скачками от беды к беде, от катастрофы к катастрофе, от смерти к смерти, а течет неспешно. История — не ошалевшая синусоида, а прямая линия, складывающаяся из упорядоченных отрезков. Но мы-то живем здесь и сейчас, судьба никого не обделит: повсюду, и тут и там, человек превозмогает одинаковые страх и неуверенность, а дом нашего детства и тут и там перестал быть безопасной гаванью и уже не хранит ни наших тайн, ни наших сокровищ.

*

Буколическая красота и сонное спокойствие Фонтен-де-Воклюза всегда притягивали людей впечатлительных, утомленных мирской суетой. Здесь в разное время побывали (а кто-то и задержался надолго) писатели, художники, поэты, оставляя следы своих размышлений в стихах или письмах, однако жестокая история сохраняет лишь самые яркие имена: Франческо Петрарка, Джованни Боккаччо, Франсуа-Рене де Шатобриан, Фредерик Мистраль, Рене Шар…

Неизменное основание для гордости у жителей Воклюза — то, что здесь пятнадцать лет прожил Франческо Петрарка. Сегодня его дом, наряду с подземным источником, — главный туристический объект и… двигатель коммерции. Петрарка везде: на вывесках кафе и ресторанов, в названиях отелей и турагентств, на цоколе стоящей посреди городка колонны, на фронтоне дома, где размещается посвященный его памяти музей. Но если тайны источника в основном уже раскрыты, то местоположение дома поэта остается предметом непрекращающегося спора, который, по мере появления новых археологических аргументов и научных трудов, то разгорается, то затихает. Полемика, начатая в первой половине XIX века, продолжается по сей день. Важные выводы содержатся в отчете о заседании Академии надписей и изящной словесности[198] (1896). Вот фрагмент протокола этого заседания: