Я нашел себе здесь две лужайки. <…> Одна лужайка тенистая, пригодная только для занятий и посвященная нашему Аполлону; она примыкает к истоку Copra <…> Другая лужайка ближе к дому, ухоженней на вид и излюблена Бромием; она, странно сказать, расположена среди стремительного и неописуемо прекрасного потока, а рядом с ней, только пройти по коротенькому мостику, у задней стены дома есть навес из неотделанных камней, который сейчас, под палящим небом, позволяет не чувствовать жары[213]
.Следы лужаек видны до сих пор, как и ствол тысячелетнего лавра, упомянутого однажды Петраркой.
А как выглядел дом? Мы немало о нем знаем. Это было солидное двухэтажное, квадратное в плане, здание из тесаного камня, укрепленное контрфорсами. Стоял дом на откосе, над излучиной Copra, где река огибает маленький островок. Крыша то ли шиферная, то ли крытая красной керамической черепицей. Просторный, удобный, спроектированный по общепринятому образцу
Строение было схоже с домами, принадлежавшими состоятельным владельцам виноградников и богатым жителям Кавайона или Авиньона. И мало чем отличается от — иногда очень старых — домов, что по сей день стоят на склонах холмов, окружающих Иль-сюр-ля-Сорг, Горд, Бонньё.
Еще сейчас дома XIII, XIV, XV веков в тех краях не редкость. Унаследованное от римлян умение обрабатывать камень, владение искусством сооружения арок и сводов, кладочный раствор с добавлением вулканического пепла, фундаменты из плоских кирпичей — все это обеспечивало постройкам прочность и долговечность.
Дом Петрарки в Воклюзе (в отличие от дома в Ареццо, где он родился, дома в Карпентра, где четыре года прожил с родителями и начал учиться, и дома в Аркуа, где провел последние годы и где скончался), к сожалению, не сохранился. Тот, что стоит там сейчас, — лишь призрак, созданный воображением. Наверняка в его стенах и фундаменте можно найти остатки бывшего дома поэта, однако — как ни стараются нас в этом убедить — порог, который мы переступаем, истерт не его башмаками, в перестроенных комнатах не блуждает эхо его слов, не слышны ни отзвуки шагов, ни скрип ступеней. Тем не менее там присутствует что-то неуловимое, навеянное пейзажем в рамах окон в лучах золотого света, падающего на каменные плиты пола, — вероятно, следы чуда, произошедшего без свидетелей.
Был ли поэт в своем доме счастлив? Мог ли сказать:
Когда поздней осенью 1353 года он покидал — на этот раз навсегда — Воклюз, ему было пятьдесят лет. Он оставлял дом, старого слугу и собаку, ближайшего соседа и друга Филиппа де Кабассоля, расставался с местом, где родились лучшие его произведения, где накапливались опыт и мудрость, которые — как никому иному в той эпохе — давали право «воздать высшую справедливость видимому миру»[216]
.Одним из последних, созданных в Воклюзе незадолго до отъезда, был сонет CCCLV: