поможет мне. Вцепившись в диван, я концентрируюсь и сосредоточиваюсь на том, что
будет со мной и моим гребанным будущим. За последний месяц с момента встречи с
Беннеттом, моя жизнь перевернулась с ног на голову и я и не представляла, что она пойдет
под откос. Но так оно и есть.
– Давай сделаем это. – Брук надевает свои очки, что означает, что она готова отправляться
в путь.
Я беру свою сумку с ноутбуком с подушки рядом со мной и задаюсь вопросом, зачем я
тащу работу с собой. Работа? Она под большим вопросом. Беннетт не нанимал меня, это
сделало федеральное правительство, но в конце каждого месяца по каждому отделу в
офисе сенатора подаются отчеты. Включая и мой отдел. Ничего сверхъестественного,
просто куча форм, которые дала мне Нора. Мое последнее официальное назначение. Я
беру книжку в мягкой обложке с журнального столика. Книга Брук. – Не возражаешь, если
я одолжу ее?
– Конечно, нет.
Всяко лучше, чем бесцельно размышлять. Я замираю. Дерьмо. Меня осеняет. Но если я не
пройду стажировку, то я не смогу определиться с темой диссертации, я очень сомневаюсь,
что смогу найти другую работу на Капитолийском холме, если случится этот облом. Даже
если бы я могла, я не хочу случайно натыкаться на Беннетта. Это не обычный разрыв
отношений – скорее всего это похоже на закулисную игру с несколькими плохими
актерами. Вице–президент и ее кампания. Больной президент с его безумным
предложением, которое Бен отказывается по–честному обсудить. Джон – неужели я
подрываю нашу дружбу? И, конечно же, мои бабушка и дедушка, которые успеют
запрыгнуть на подножку уходящего поезда в ад. Похоже на то, что я выдернула чеку у
гранаты и может пострадать все больше и больше народу, только в финале я буду в
официальном черном списке Вашингтона. Супер, Кса. Действительно, супер!
Кто играет за меня? Хотелось бы мне знать, кто мой отец. После этого признания факта,
глубокосидящая боль внутри меня, которую я подавляла, наполняет меня до предела.
Слезы подступают к глазам и нет смысла останавливать их, пытаясь сморгнуть.
– Эй, ты в порядке? – Брук останавливается и приближается ко мне, встав передо мной.
– Я просто устала и чувствую себя совершенно глупо.
– Ты мало чего сказала, когда я приехала за тобой. Хочешь поговорить сейчас? У нас будет
долгий путь. Это отвлечет меня от того, что скоро произойдет.
Секунду я стараюсь подавить боль, взмывающую вверх, выпуская воздух из легких с
легким шипением, но мой подбородок начинает дрожать. Почва уходит у меня из под ног.
Ох ты ж бл* Я не могу сама себе помочь. Боль последних недель и вся моя жизнь застают
меня врасплох. Не слезы льются из моих глаз, а поток горя прорывает плотину. Я падаю,
словно прыгнув без парашюта головой вниз. Боль разрывает меня пополам как рваная
молния и все, что я могу сделать, это быстро падать.
Эмоционально сломленная, я понимаю, почему это настолько больно. Я смотрю на Брук. –
О черт! Я в полном дерьме.
– Да. Вот это я и подумала. – Она крепко меня обнимает. – Так что сделал Стоун?
***
Я пообещала Беннетту, что я никогда и никому не расскажу о его драгоценном и частном
клубе, но какая, на хер, разница! Сжав руль руками, я рассказываю Брук о своем недавнем
путешествии в мир жесткого и дикого секса. И что это иногда все происходило в комнате,
где присутствовали и другие люди, не спрашивай меня, кто они, они смотрели, как мы с
Беном занимались этим часами. И тогда, когда я не могу остановиться, я выкладываю все
грязные подробности о том, как он шлепал меня, связывал, но опускаю подробности о том,
как я отсасывала ему, находясь на сцене.
– И вы двое работаете вместе? – Она задыхается, выражение ее лица – это смесь из
пораженного и испуганного. – Это само по себе необычно.
Я качаю головой.
– К сожалению, это не все. Я умоляла его трахнуть меня на работе. Я говорила, умоляя
его, чтобы он засунул в меня свой член. Кричала во все горло, выдавая разные
непристойности... самые грязные словечки, в то время как он тянул меня за волосы и
шлепал меня по заднице. Разве это не сумасшествие?
– Если бы я не знала хорошо тебя... – фыркает Брук. – Я бы сказала, что тебе промыли
мозги.
– Нет. Я хотела этого. Он предложил мне и я согласилась. Я не могу объяснить это, ни с
кем, кроме Беннетта я не чувствую свободы.
Ирония быть связанной, скованной наручниками и с кляпом во рту ощущается, как будто
впервые в своей жизни мной полностью владеют. Я настолько жива и наполнена
ощущениями. Брук не осуждает меня, она просто сидит на пассажирском сидении,
сохраняя выражение, которое отражает весь спектр ее чувств, начиная с шока от насилия
до желания дать мне пять.
– Матерь Божья! Я хочу посетить ваш клуб. Ты можешь провести меня? – спрашивает она.
– Знаешь, когда я выздоровею. Не в таком состоянии, как я сегодня.
– Это не мой клуб, – поправляю я ее, но я не верю ей. – Ты бы действительно пришла в