Проверяя Сенатора

крепко облегающее опускается сначала на одно запястье, а затем на другое. Я в

наручниках и он кладет что–то маленькое мне в руку.

– Ключ. Ты отдашь его своему Дому, – говорит он и я понимаю.

Беннетт сказал, что я должна буду что–то предложить ему в знак своей покорности. Этот

ключ является символическим действием, означающим мое желание, чтобы он освободил

мои запястья.

– Пора, – объявляет Джекс.

Я отгоняю слезы и сглатываю, сомневаясь в своем решении. Во всем, начиная с того,

чтобы быть раздетой незнакомцем – это не моя идея, как и в том, что можно хорошо

провести субботний вечер улюлюкая и громко крича, а в действительности будучи

выведенной в маске на сцену, в то время как люди будут смотреть на меня, и осознание

этого кажется в сто раз более нервирующим и... я замираю.

Вокруг меня стоит гул и по раздающимся шагам, я понимаю что, в комнате мы больше не

одни.

– Так, у нас новенькая? – Раздается рядом мужской голос, и я вздрагиваю.

– Ага. Как тебе тусовка? – Спрашивает Джекс невозмутимо.

– Все так же, как и накануне, – Голос человека глубокий, но мягкий, с властной нотой. Это

качество, которое мне нравится в голосе Беннетта и Джекса, и такой же у этого человека.

Возможно, они партнеры – те, о ком Бен говорит как о других Домах.

– Сообщение со сцены. Не снимай с сабы накидку.

– Поверь мне, – парирует Джекс. – Я уже всего наслушался. Этот аукцион обещает войти в

историю. Здорово, что это первый вечер, после возвращения Бена обратно. Готов

предположить, что есть несколько серьезно настроенных членов клуба. Честно говоря, я

не знаю, что из этого выйдет. Если кто–нибудь захочет получить ее первым, то этот

аукцион перерастет в настоящий хаос.

– Я понял тебя, но они пляшут под его дудку. У них нет ничего на него.

– Скорее под кнут, которым он прикладывается, – фыркает Джекс.

– Клуб уже готов, – отвечает другой человек.

– Давай посмотрим. Все ли службы безопасности на своих местах? – Джекс держит меня

за локоть.

– Да, – говорит мужчина. – Как только Орел будет в гнезде, все подъезды и выезды будут

заблокированы.

Они говорят приглушенными голосами. Как обычно деловым тоном, но их уверенная речь

не помогает моему животу не скручиваться в тугой узел. Становится еще хуже, когда меня

выводят из комнаты. Двигаясь по обе стороны от меня, Джекс и второй мужчина держат

меня за локти, сопровождая, как я думаю в зал, где люди толкаются и извиняются. Мы

идем вперед, затем поворачиваем, а затем оказываемся в что–то типа лабиринта, где я

слышу приглушенные голоса. Кто–то стонет, слышны звуки порки, кто–то мычит, в то

время как мы проходим мимо дверей, и я полагаю, это те комнаты, где происходит все, что

угодно. Беннетт сказал мне, что есть комната, где нет никаких дверей. Должно быть, это

она и есть.

Насколько я знаю, все комнаты Дома, за исключением одной открыты для просмотра. В

некоторых приватных комнатах есть окна, доступные только Домам и их сабам. Бен

обещал мне, что мы не будем ни в одном из открытых пространств клуба. В наш первый

раз у нас будет столько уединенности для утверждения своих прав на сабу, насколько это

возможно получить в Доме, это означает, что с одной стороны будет находиться зеркало, а

с другой стороны, люди которые буду смотреть.

Мои сопровождающие остановились и из крошечной щелки сбоку маски, я вижу, что

освещение отличается. Рассеянное. Тусклое. Но вокруг нас что–то потрескивает. Голоса

говорящих приглушенные. Я слышу какой–то звук, хрустальный звон и бесконечный смех.

– Мы проведем тебя на три ступеньки вверх на сцену и ты должна встать на колени, –

советует мне Джекс. – Подожди, пока твой Дом не обратиться к тебе. Делай так, как он

велит, или ты будешь наказана. Прямо тут на сцене. Поняла?

– Да, Смотритель, – шепчу я хрипло, чувствуя, как слабеют мои колени.

Если бы не двое мужчин по обе стороны от меня и их властная хватка на моих руках, я бы

ни в жизни не сделала эти три шага. И вот я на сцене и как мне сказано, с их помощью,

встаю на колени, чувствуя жесткий пол. Я качаюсь на коленях, чувствуя себя ужасно, в то

же время дергая за наручники. Шум голосов становится все громче, и по доносящемуся

гулу голосов я могу понять, что речь идет обо мне.

Мужчины и женщины обсуждают мою роль в виде сабы и чтобы они хотели сделать со

мной. Как бы они находили удовольствие в моем теле. Как бы они делили меня.

Вместо того, чтобы сидеть с кротким понурым выражением сабы, я вздергиваю

подбородок. Может быть, я и с завязанными глазами и мои руки скованны за спиной, но,

черт возьми, я не собираюсь делать вид, что у кого–то в этой комнате есть гребанный

шанс делать со мной все, что угодно!

– Ради всего святого, – слышу я рычание Беннетта и его шаги, раздающиеся с конца

сцены. – Похоже, что ты хочешь завоевать мир, моя маленькая саба.

Глава 5

НАРУШАЯ ПРАВИЛА.

Двигаясь, отсчитывая ступеньки до сцены, у меня возникает сильное желание сблевать.