Проверка боем

Петро чувствовал, что его куда-то везут, причем ногами вперед, совершенно равнодушно и неторопливо. Он ощущал повороты длинного извилистого коридора, чертыхание санитаров при случайных столкновениях каталки со стенами. Головлев вспомнил, что последний раз его так везли весной две тысячи четырнадцатого года, в Киеве, после ранения в спину возле Майдана. Так же равнодушно катили непонятно куда, едва успели доставить в операционную, когда он пришел в себя и начал ругаться с санитарами. Тогда пьяные ублюдки ляпнули, что катили его в морг. Офицер не понял до самой выписки, соответствовало это действительности или было специфической медицинской шуткой. До сих пор, спустя почти тридцать лет проживания в шестнадцатом веке, он вспоминал то свое пробуждение с долей иронии.

Внезапное озарение затронуло ужасом сердце Головлева – ничего не было! Не было ни турпоездки по Куйве со старыми приятелями, ни шестнадцатого века, ни выписки из киевского госпиталя. Все это было бредом умирающего офицера, на самом деле ничего не кончено. Он все еще ранен в спину и его везут именно в морг, как сказали полупьяные санитары. И если он сейчас не очнется и не закричит, так и умрет в одном из холодильников среди брошенных на кафельный пол трупов. Подполковник застонал в бесплодной попытке закричать или открыть глаза, но ничего не изменилось. Паника нахлынула волной, заставляя вырваться из груди воздух, с огромным трудом низкий грудной стон вырвался изо рта мужчины.

Этот стон разорвал заклятие небытия, открылись глаза, и тело обрело подобие чувствительности и подвижности. Увы, перед глазами абсолютно равнодушно качался полусумрак серого потолка, с редкими вспышками тусклых лампочек. Попытки повернуть голову или что-то сказать результата не дали, тело отказывалось выполнять команды подполковника. Убедившись в бесплодности нескольких попыток, Петро прислушался к пульсирующей по нервам боли, вспоминая, как ныла в свое время рана в спине. Однако спина в месте ранения не болела совершенно, хотя явно чувствовала потряхивание каталки на поворотах. Болел почему-то живот… И, боже мой! Страшная боль ударила из обеих кистей рук, миллионы раскаленных иголок были воткнуты под ногти обеих рук! Словно невидимая кислота съедала кожу обеих ладоней, добираясь сквозь проеденное мясо до самых костей, до нервных окончаний, раскаленными иглами впиваясь в тело!

Мгновения боли складывались в минуты, те совершенно невыносимо превращались в часы, а невидимые санитары все катили ногами вперед неподвижное и немое тело подполковника. Лишенный возможности кричать, мужчина терпел, надеясь на облегчение в виде холодильника в морге. Но вопреки всему даже смерть не наступала, а кислота травила своей болью уже не только кисти рук. Боль начала подниматься все выше по рукам, достигая локтей, затем предплечий. Умирающий Петр уже ни о чем не думал, взывая о скорейшем прекращении мучений, умоляя смерть прийти и успокоить его бренное тело. Офицер давно был внутренне готов к смерти, и она его никогда не пугала, все свои счеты с жизнью казались мелкими и никому не нужными. Видимо, костлявая услышала его, потому что боль сжала сердце ледяными тисками так, что мужчина перестал дышать. Сильнейшая боль в сердце, как ни странно, принесла спокойствие: он понял, что скоро мучения прекратятся.

В этот момент глаза открылись, да, еще раз открылись, чтобы умирающий понял, что проснулся окончательно. Боль в руках и в сердце никуда не делась, зато Головлев смог застонать по-настоящему, хрипло и тихо. Его тут же услышал дремавший в кресле Валентин и наклонился к очнувшемуся товарищу:

– Больно? Руки или сердце?

Двойной стон был ответом, и военврач быстро сделал пару уколов в предплечье друга, уселся рядом, всматриваясь в лицо. Боль довольно быстро уходила, позволяя измученному мозгу приступить к обычной деятельности – мышлению. Седов, видимо, понял по пришедшим в относительную норму лицу и зрачкам больного, что тот в состоянии слушать, и коротко пересказал самое главное:

– У тебя отравление через ладони рук, скорее всего, от книг кардинала. Яд кожно-нарывной с нервно-паралитическими элементами, неизвестный нам, но его действие мы смогли купировать. У тебя кризис прошел, два библиотекаря умерли три дня назад, еще двое живы и выглядят лучше тебя. Ну, они гораздо моложе. За руки не волнуйся, я там много мяса с ладоней срезал, потому и болят, но пальцы двигаться будут, мясо нарастет. Сердце у тебя, как у теленка, жить будешь. Попробуй успокоиться и поесть по-человечески, не век тебя на глюкозе держать.