Проверка на дорогах. Правда о партизанской разведке

– Луна светила вовсю, – рассказывал мне Смирнов, – каждый камень виден. Кони быстро домчали до места. Разведчицы сообщили, в каком доме обычно останавливается лудильщик, – четвертый от околицы. Вокруг – мертвая тишина, только время от времени ее нарушают голоса на русском и немецком языках, в гарнизоне не все еще угомонились.

Подошли к дому, постучались. Дверь долго не открывали. Наконец шаркающие шаги.

– Кто там? – спросил старческий голос.

– Полицейские из волостного управления, открывай.

После короткого молчания дверь открыли. На пороге – седой тощий старик. Я с двумя разведчиками (трое с лошадьми остались во дворе) вошел в избу.

Завел с хозяином разговор о партизанах посетовал, что трудно с ними бороться. Население, мол, нам не помогает, не говорит, где они скрываются.

– Откуда нам-то знать о них? – пробормотан старик и уселся у стены. И тут я увидел, что у его ног на полу спит человек. На голову натянуто пальто, ноги у него покрыты рядном.

– Это кто у тебя тут разлегся? – строго спросил старика.

Он ответил, испуганно глядя на меня:

– Знакомый один, переночевать попросился. – Разбуди, – приказал я. – Не мастер ли тут дрыхнет? А его в Маршавицах ждут герр комендант и начальник полиции.

По тому, как лежавший на полу человек сразу сбросил с себя пальто, было ясно, что он не спал и слышал мой разговор со стариком.

– Что вам от меня надо? – спросил ночной гость.

Я предложил ему подняться, что он нехотя сделал. И тут я увидел на нем синие лыжные брюки, такого же цвета, как и пальто.

– Придется тебя задержать: без разрешения полиции посторонним ночевать здесь не. положено. Собирайся.

Он посмотрел на меня в упор:

– Я и есть мастер. Передайте коменданту что утром сам к нему явлюсь и обо всем доложу.

Изобразив на лице недоверие, я сказал:

– Ежели ты мастер, то где твой инструмент?

Он поднял с пола увесистый мешок и тряхнул им.

Конечно, перед нами стоял человек, встречи с которым мы давно искали.

– Пойдешь с нами!

Поначалу «мастер» стал спокойно собираться, но вдруг занервничал, заволновался, – видимо, заподозрил неладное. Он подошел ко мне вплотную и шепнул:

– Выйдем в сени, поговорим с глазу на глаз.

– У меня от своих секретов нет, – ответил я громко. – Собирайся и пошли.

– Вы не те, за кого себя выдаете, и я с вами не пойду.

Надо было действовать решительно и быстро: в селе каждую минуту могли появиться немецкие патрули или полицаи. Теперь уже я приблизился к нему:

– Да мы не те, за кого себя выдаем, мы партизаны… Бери пальто – и за нами. Откажешься – прикончим на месте!

– Вы допускаете непоправимую ошибку, – сказал «мастер». – Я – советский разведчик, переброшенный сюда Москвой. Сегодня под утро мне предстоит руководить диверсией на реке Великой. Если вы сорвете операцию, ответите головой.

Думаю он сам понимал наивность своей уловки, придуманной только для того, чтобы как-то оттянуть время.

– Всё. Одевайся и пошли!

На допросе «мастер» долго увиливал от прямых ответов, старался запутать следователя. Пришлось устроить ему очную ставку с учительницей Ефимовой. Наконец он вынужден был признаться, что в начале войны слался в плен, потом в Пскове был завербован гестапо. После обучения в спецшколе его забросили в советский тыл где он совершил диверсию. По возвращении получил новое задание: выдавая себя за бежавшего из лагеря военнопленного, обходить села, чтобы выявить место расположение партизан, а заодно и помогающих им местных жителей. Он назвал себя Жигуновым. Но установить, настоящая ли это фамилия или из «легенды», но не удалось.

Гость из вафеншуле

Случилось это глухой ночью. Я только что прилег отдохнуть и вдруг сквозь дрему слышу, как кто-то на пониженных тонах, но горячо спорит с моим ординарцем Петром Ивановым.

– Да пойми ты, упрямая голова, не могу я его сейчас будить, он только что…

– Надо мне, очень надо, – перебил густой простуженный голос. – Не на блины ведь пришел, дело неотложное.

– Опять ты за свое. Человек две ночи не спал. Горит у тебя, что ли?

– В том-то и дело, что горит, Доложи, и поставит на этом точку.

– Ладно, – сдался наконец Петр. Но не успел он произнести привычное: «Батя, к тебе», как я уже был на ногах. Спал в одежде, а сапоги натянуть – дело секундное. Подрывника Семена Дмитриева я знал хорошо. После его побега из лагеря военнопленных мы не paз встречались, подолгу беседовали – такая уж у начальника особого отдела должность: доверяй, но проверяй. Дмитриев понимал это и не обижался. А вот сейчас предстояла, так сказать, незапланированная встреча. Видимо, у него что-то очень важное случилось.

– Возвращались мы вчера с задания, «железку» рвать ходили, – начал рассказывать Дмитриев. – На обратном пути встретились с группой подрывников из другого отряда. Остановились, самокрутки свернули. Я за дерево прикурить зашел, чтобы ветром огонек не задуло, затянулся, дымок разогнал и глазам своим не верю. В той группе подрывников вижу Борю, лагерного «дружка». Улыбается, что-то рассказывает. Из-за дерева не выхожу, все приглядываюсь – не обознался ли?