Не помню, как вино шипело,лишь помню, что вино шипело,и очень круглая лунабыла не синей и не белой,а бледно–розовой,онависела нагло над забором, —так пацанёнок взрослый шабашразглядывает под «хи-хи»…Вы посвящали мне стихи,я запивала их «Кагором»,а мой желудок отвечалмне недвусмысленным укором!Мой милый! Я хочу ухи!Прозрачной, пламенной, обычной,питательной, непоэтичной!..«Фи, леди! Ну причем тут тело?»Но я хочу! Хочу ухи!Я так хочу её, как Васни разу в жизни не хотела!
* * *
Эй, чучельник, зачем тебе опилки?Кому нужны павлиньи чучела?Я медяки из старенькой копилкипотрачу на весёлого щегла,и подержу в руках живую песню,и отпущу — зачем ей кабала?..
* * *
Из вечера в вечерсзываю ушедших на вечеи стол накрываюна вечных двенадцать персон…В тяжелых подсвечникахбыстрые плавятся свечи,и тени по стенамдыханью дрожат в унисон…Я жду — постучатили просто возникнут из дыма,коснутся плечаи заспорят о чём-то своем…А ночь на исходе —все звезды осыпались мимопротянутых рук,и уже заалел окоём…И свечи ужепревратились в потёк сталактита,и ужин остыл,и пора ненадолго прилечь…Из вечера в вечеря жду появленья семита,и в ветре ловлюарамейскую вязкую речь,но Сын Человечийи иже с ним дом мой обходят,казня за дневное неверье,за жизнь без креста,А ведьмы дневные,как стрелку меня переводятна новые сутки,в которых я сноване та.
* * *
Нищие, больные, сумасшедшие,призраков роящихся родящие!Помолитесь тихо за ушедшего,поскорбите тихо за входящего!..
ГОД 1992
Не по Империи тоска —мне на земле довольно места,о том, как лихо бьют с носкаот Шикотана и до Бреста,и непонятно, почемуГосподь из той же чаши поит…Но то, что ведомо ему,здесь сущих — мало беспокоит…
* * *
От гниющих болот и отравленных рек,от кислотной испарины, язв на кистях,до икоты, до рвоты напившийся векотползает на старческих хрупких костях…Он свое отгулял, отскрипел, оттянул,отбоярил, отмыкался, сник, отмаячил,но под тяжестью век и провалами скулон ещё пограничных — невымерших — прячет…Неуклюжих мальков, голубую икру,генофонд, искореженный «гамма» и «бета»…Век в заботе о вечности:«Я не умру,если будут они, если выживет этаненадёжная завязь, посмертная связь —снегири, зимородки, верблюжья колючка…»Замерзает на пальцах осенняя грязь…Век ещё озабочен — уже развалючен…С ним ещё до конца расплатились вполнеравнодушно, безжалостно, честно и зрело —ироничной усмешкой,пристрастьем к струне,каплей зелья,дурными болезнями тела.