Проверка верности

В качестве кавалеров Горация остановила свой выбор на лорде Уинвуде и его друге, сэре Роланде Поммерое, утонченном молодом денди. Сэр Роланд заявил, что счастлив оказанной ему честью, а вот виконт повел себя куда менее вежливо.

– Черт возьми, Хорри, я ненавижу танцы! – возразил он. – Вокруг тебя увивается куча молодых повес, готовых на все ради возможности пригласить тебя на танец. Чума и мор, для чего я тебе понадобился?

Но по причинам, ведомым только ей самой, именно он оказался нужен Горации. Предупредив сестру, что никоим образом не намерен скакать козлом вечер напролет и что, скорее всего, закончит тем, что засядет в игорной зале, виконт сдался. Горация честно заявила, что не имеет ничего против, чтобы он играл в карты: она не сомневалась, что и без него не останется без партнеров. Знай виконт о том, какого именно партнера она имеет в виду, он, пожалуй, не уступил бы ей с такой легкостью.

Как бы там ни было, он сопроводил обеих сестер на Кингз-стрит и выполнил свой долг, к вящему собственному удовлетворению, пригласив Горацию на первый менуэт, которым открывался бал, после чего станцевал контрданс с Шарлоттой. Засим, видя, что сестры благополучно оказались в окружении привычного двора Горации, он удалился на поиски освежающих напитков. Не то чтобы он рассчитывал получить удовольствие от посещения игорной залы – гвоздем программы были танцы, а отнюдь не карты, вследствие чего ставки будут невысокими, а компания за столом, скорее всего, не слишком опытной. Однако сразу же по прибытии он разглядел в толпе своего друга Джеффри Кингстона и потому не сомневался, что мистер Кингстон будет счастлив перекинуться с ним в пикет.

Лишь спустя некоторое время в бальной зале все-таки появился Роберт Летбридж, выглядевший элегантно и привлекательно в костюме из голубого атласа, и мисс Уинвуд, заметив его, сразу же узнала в нем того угрюмого джентльмена, который присоединился к ним в театре «Эстлиз». Когда наконец он подошел к Горации и мисс Уинвуд обнаружила, в каких дружеских, если не сказать интимных, отношениях он пребывает с сестрой, ее мгновенно охватили самые черные подозрения. Она испугалась, что фривольность Горации уже не ограничивается экстравагантным платьем, огромный обруч которого и ворох лент и кружев вызвали у нее стойкую неприязнь. Она попыталась взглядом выразить Горации свое неодобрение в то самое мгновение, когда сестра отправлялась с Летбриджем на второй танец подряд, опираясь на его руку.

Горация предпочла проигнорировать этот взгляд, хотя он и не остался незамеченным бароном, который сказал, выразительно приподняв брови:

– Чем я провинился перед вашей сестрой? Она смотрит на меня с явным неодобрением.

– В‑видите ли, – совершенно серьезно ответила Горация, – это было невежливо с вашей стороны не п‑пригласить ее сейчас на танец.

– Но я никогда не танцую, – сообщил Летбридж, кружа ее под музыку.

– Глупый! Сейчас вы танцуете, – укорила его Горация.

– Да, с вами, – ответил он. – Это совсем другое дело.

Движения танца разделили их, но не раньше, чем Летбридж с удовлетворением отметил, что на щеках Горации выступил жаркий румянец.

Она явно не выглядела недовольной. Летбридж действительно почти не танцевал, и она знала об этом. Горация поймала несколько завистливых взглядов, провожавших ее в танце. Она была еще слишком молода, чтобы не ощутить торжества. Рул, конечно, мог предпочитать зрелую красоту Каролины Мэссей, но миледи Рул покажет ему и всему свету, что и сама способна завоевать ценный приз. Помимо простой симпатии, которую она, несомненно, питала к Летбриджу, он идеально подходил для ее замысла. Легкие победы над мистером Дашвудом или молодым Поммероем для этой цели не годились совершенно. Летбридж, с его подпорченной репутацией, едва уловимым высокомерием и предположительно каменным сердцем, был тем самым пленником, обладанием которым можно было бы гордиться. А если Рулу это не понравится – что ж, тем лучше!

Летбридж, прекрасно осведомленный о столь коварных планах, разыгрывал свою партию с большим искусством. Он был слишком умен для того, чтобы выказывать пыл, который, в чем он не сомневался, лишь отпугнет Горацию, и потому обращался с нею с восхищением, изрядно приправленным насмешкой, причиняя ей неизъяснимые страдания. Он неизменно вел себя как человек, умудренный жизненным опытом; откровенно дразнил, отказываясь играть с нею в карты; истязал ее добрую половину вечера, делая вид, что не замечает, посвящая все внимание какой-нибудь благодарной леди.

Когда они сблизились вновь, он произнес со своей обезоруживающей внезапностью:

– Миледи, мушка!

Палец ее невольно коснулся черного пятнышка в уголке глаза.

– Ч‑что с нею не так, сэр?

– Ничего, – сказал он, качая головой. – Но только не «убийственная», умоляю вас. Так не пойдет.

Глаза графини озорно блеснули, и, вновь готовясь разойтись, она обронила через плечо:

– Какая же тогда?

– «Кокетливая», – ответил Летбридж.