Провидение

— Мы шефствуем над одним классом в начальной школе, — говорю я. — Взять его с собой никто из ребят не мог, вот я и согласился.

Вид у родителей печальный, как будто все это время думали, будто Педро здесь по необходимости, а не потому, что я так пожелал.

— Животные есть у многих, — добавляю я. — У Кэррига Беркуса — собака.

Вот зря я про него вспомнил. Родители знают, что мы с Кэрригом Беркусом больше не друзья. В последний раз он приглашал меня на день рождения в четвертом классе, когда люди еще устраивали праздники с приглашениями и когда мама заставляла звать всех детей. Приглашение было как бы от имени Бэтмена, вот я и явился в костюме Человека-паука, а все остальные пришли в обычной одежде. Иногда я переживаю за родителей. Наверное, им было бы лучше с кем-то из тех детей, которые занимаются спортом и приходят в нормальной одежде на дурацкий день рождения.

Смотрю на маму, прямо ей в глаза, как смотрят, когда хотят чего-то.

— Он чистый. Обещаю, он останется в моей комнате.

Мама режет спагетти. Она не наматывает их на вилку, как — это показывают по телевизору — делают в Нью-Йорке. Маму зовут Пенни, она родилась в Нью-Гэмпшире и говорит так, как говорят местные, а выросла на ферме, где животных держали во дворе.

— Комната твоя. Хочешь жить в вонючем свинарнике, чтобы животные пачкали твои вещи, это твое дело. Только не приходи потом ко мне и не проси, чтобы я убирала.

По пути наверх мне удается стащить из буфета коробку «Орео». Папа рассказывает маме о «Пэтриотс»[2] и Суперкубке, а мама папе — о прекрасной Жизели. Язык у них один и тот же, только разный. То, что вылетает из маминого рта, никак не пересекается с тем, что вылетает из папиного рта. Думаю, у нас с Хлоей получается лучше. То, что говорит Хлоя, всегда складывается с тем, что говорю я.

Наверху я кладу Педро на кровать, подношу к носу печенюшку «Орео» и вдыхаю, но нет, Хлоя пахнет домашним печеньем. Достаю сегодняшний номер местной газеты «Телеграф» и перечитываю Педро утренние заголовки. Сегодня воскресенье, и номер самый толстый за всю неделю. Прочитать Педро все я не могу, но стараюсь изо всех сил. Добираемся до раздела «Стиль жизни». Думаю, ему нравится.

Я люблю новости. Они не дают забыть, что где-то есть большой мир, в котором живут люди, никогда не слышавшие о Кэрриге Беркусе. Каждый день — новый, каждая газета, каждая история. В кино или книге история только одна, но в газете можно встретить разные — счастливые, печальные, непонятные — насчет ипотеки, страшные — об ограблениях, наркошах, том мальчишке, которого похитили в Дувре.

На прошлое Рождество родители подарили мне подписку на «Телеграф». Ничего другого я не хотел. Я сильно переживал, что не получу ее, и даже пал духом, когда, открыв последний подарок, обнаружил коробку со свитером. Но потом сорвал упаковочную бумагу и увидел квитанцию на подписку. Я даже вскрикнул от радости, а мама рассмеялась. Люблю, когда она смеется, а случается это нечасто. Она сказала, что никогда меня не поймет.

— Терпеть не могу газеты. Зачем узнавать обо всех этих ужасах, которые творят люди?

— Хочу знать обо всем, — сказал я.

— Но это же не имеет к тебе никакого отношения, — недоуменно заметила она. — То, о чем там пишут, совершенно тебя не касается.

Папа как раз срывал ярлычок с фуфайки «Пэтриотс».

— Вон та команда тоже не имеет к папе никакого отношения, — сказал я.

Никогда не слышал, чтобы мама так смеялась. Она даже упала на диван, а папа немного разбушевался и принялся доказывать мне, что это не вон та команда, а та самая команда. Мы ели ветчину, торт и мятное мороженое, и только одно немножко портило праздник — отсутствие газеты. Она не выходит на Рождество. С другой стороны, следующий день оказался радостнее, чем могло бы быть, потому что утром газета уже лежала в особом ящике, который папа поставил рядом с почтовым. Приятно было видеть, что мир вернулся на свое место.

Когда подходит время ложиться, я сооружаю местечко для Педро. Делаю ему уютную постельку из рекламных листовок. Мама только что с ума не сходит. Но хомячок ничего не пачкает, и на мои простыни никакие какашки не попадают.

— Спокойной ночи, Педро. — Я закрываю глаза. Мне нравится, как он дышит, словно бы с натугой.

На следующее утро мама коротко стучит в дверь.

— Школа!

Она говорит это каждое утро. Педро покакал у себя в постельке, и я собираю какашки на бумагу, спускаюсь и бросаю комок в мусорное ведро на кухне. Мама указывает на ведро лопаточкой.

— Это что там? Какашки?

— Да.

— Тогда вынеси наружу.

— Но там же снег.

— С каких это пор у тебя аллергия на снежинки?