Как ни фальсифицировали статистику, но и она показывала, что среднее душевое потребление хлеба в стране ниже нормы, необходимой для простого выживания. И, как следствие, оказывалось, что смертность в России, особенно детская, находилась на уровне африканских стран и была существенно выше, чем в Западной Европе. А средняя продолжительность жизни не доходила до 30 лет (у мужчин она составляла 27 лет).
«Радетели за народ» не замечали таких «тонкостей», как ухудшение питания большей части населения при росте экспорта хлеба, и зашевелились лишь тогда, когда оказались ущемленными также и их интересы:
«Цены на хлеб начали подниматься ещё с осени 1879 года, но пока ещё достаточно было хлеба в запасе от предыдущих годов, пока цены на хлеб росли только вследствие требования за границу, по мере того как возрастали цены на хлеб, возрастали цены на мясо и труд. Ещё весною 1880 года цены на скот и на мясо были очень высоки. Но возрастание цен на мясо испугало интеллигенцию, и посмотрите, что запели все газеты весной 1880 года, когда возвысились цены на мясо.
Все радовались в прошлом году, что у немца неурожай, что требование на хлеб большое, что цены на хлеб растут, что хлеб дорог. Да, радовались, что хлеб дорог, радовались, что дорог такой продукт, который потребляется всеми, без которого никому жить нельзя. Но как только поднялись цены на мясо, на чиновничий харч, посмотрите, как все возопили. Оно и понятно, своя рубашка к телу ближе. Радуются, когда дорог хлеб, продукт, потребляемый всеми. Печалуются, когда дорого мясо, продукт, потребляемый лишь немногими.
А между тем дёшев хлеб – дорого мясо, дорог труд – мужик благоденствует. Напротив, дорог хлеб – дёшево мясо, дёшев труд – мужик бедствует.
Интеллигентный человек живет не хлебом. Что значит в его бюджете расход на хлеб, что ему значит, что фунт хлеба на копейку, на две дороже? Ему не это важно, а важно, чтобы дёшево было мясо, дёшев был мужик, потому что ни один интеллигентный человек без мужика жить не может».
Можно ли было в подцензурной печати яснее сказать о противоречивости интересов мужика и барина-интеллигента, о корыстном интересе, классовом эгоизме «господ»? Одни старались этой противоречивости не замечать, другие, сознавая её, прямо выбирали свою выгоду, третьи лицемерно говорили о своей любви к крестьянам. А Энгельгардт, будучи сам помещиком, и в вопросе об экспорте хлеба в полный голос выразил взгляды подавляющего большинства угнетённой крестьянской массы. Более того, он, обходя цензурные рогатки, порой всего одной-двумя внешне безобидными фразами показывал антинародный, паразитический характер и помещиков, и охраняющего их государства, и прислуживавшей им армии специалистов и наёмных писак.