«…У баб индивидуализм развит ещё более, чем у мужиков, бабы ещё эгоистичнее, ещё менее способны к общему делу – если это не общая ругань против кого-либо, – менее гуманны, более бессердечны… Баба не надеется ни на свой ум, ни на силу, ни на способность к работе, баба всё упование свое кладёт на свою красоту, на свою женственность, и, если раз ей удалось испытать свою красоту – конец тогда… За деньги баба продаст любую девку в деревне, сестру, даже и дочь, о самой же и говорить нечего. «Это не мыло, не смылится», «это не лужа, останется и мужу», рассуждает баба… А проданная раз девка продаст, лучше сказать, подведёт, даже даром, всех девок из деревни для того, чтобы всех поровнять. Охотники до деревенской клубнички очень хорошо это знают и всегда этим пользуются. Нравы деревенских баб и девок до невероятности просты: деньги, какой-нибудь платок (или, как у Некрасова в стихотворении, ставшим народной песней, «бирюзовый перстенёк»), при известных обстоятельствах, лишь бы только никто не знал, лишь бы шито-крыто, делают всё. Да и сами посудите: подёнщина на своих харчах от 15 до 20 копеек… Что же значит для наезжающего из Петербурга господина какая-нибудь пятёрка, даже четвертной, даже сотенный билет в редких случаях. Посудите сами! Сотенный билет за то, что не омылится, и 15 копеек за подёнщину. Поставленные в такие условия, многие ли чиновницы устоят?»
Да, в таких условиях, при таких копеечных заработках заполучить 25, а то и сто рублей (стоимость четырёх лошадей!) – это значит вообще сменить весь свой жизненный уклад, поднять его на более высокий уровень, «выбиться в люди».
Кстати, об уповании бабы на красоту, об её стремлении к красоте и о красивых платках. Коробейник, торговец разным товаром похвалил Энгельгардта за внедрение посевов льна, что дало крестьянкам очень хороший приработок:
«Я нынче нарочно пораньше деревни объехал – пусть бабы о Покрове на ярмарке покрасуются, – полкороба товару в долг распустил. Все берут: отдадим, говорят, как лён будем мять. Простых платков не берут – всё парижских требуют. Большое движение торговле изволили льном дать. Ведь это не шутка: полсотни денег за одно мятьё бабы возьмут, где им было это прежде заработать?»
Как видим, в женском вопросе Энгельгардт разошёлся с теми деятелями революционно-демократического лагеря, которым ближе было творчество Николая Некрасова (его поэмы об аристократках – жёнах декабристов, поехавших «во глубину сибирских руд», чтобы разделить судьбу своих сосланных на каторгу мужей, о самоотверженных крестьянках и пр.). Но вообще такой взгляд на «баб» был тогда весьма распространён. Один высокопоставленный чиновник написал на эту тему скандальную книгу, содержавшую такие афоризмы: «мужчина состоит из тела, души и паспорта; женщина состоит из тела, платья и паспорта». Когда начальник спросил чиновника, зачем он сочинил такую неприличную книгу, тот ответил: «У меня опубликованы два десятка солидных книг по специальности, но вы, видимо, в них вряд ли заглянули, скорее всего, даже о них не слышали. А от выпустил я книгу несколько фривольного содержания, и вы её тут же прочитали».
Думается, суждения Энгельгардта вряд ли понравились оставшейся в Петербурге жене Энгельгардта, которая была одной из первых феминисток в России. Но Энгельгардт отмечает как бы два полюса «бабьего царства»: