— Книг, конечно, массу перечитал, — продолжал Сашка, — и потом у меня уже опыт. Чего только не разводил! Я вообще, знаешь, хочу стать ихтиологом. А что?! По-моему, самая интересная в мире профессия. В институт поступлю, поеду на берег Тихого океана или Индийского, а? В Индийском даже интереснее, там климат тропический и столько разных рыб, и, знаешь, какие красивые! Буду изучать их жизнь, с аквалангом плавать. А потом, может, книгу напишу. Про рыб. Я бы, знаешь, какую книгу написал, не хуже этих!
Ваня взглянул на полки с книгами, на некоторых корешках прочел названия: «Покорители глубин», «Опасные морские животные», «Тайны моря», «Обитатели бездны», «В мире безмолвия». «С аквалангом в Атлантике», «Биоакустика рыб». Внимание его привлекла большая, едва вмещавшаяся на полке книга в красочной суперобложке «Ящеры древних морей».
— Это, наверно, интересно, — сказал он.
— У-у. — Глаза Сашки загорелись, он дотянулся до книги, стал перелистывать. — Ты только посмотри, какие здесь картинки! Вот были времена! Вот где была фауна! Черт возьми, зачем я не тогда родился! — Сашка открыл книгу в том месте, где на весь разворот была яркая, завораживающая глаз картина — бой двух морских чудищ — одно похоже на крокодила, только гораздо больших размеров, с огромной зубатой пастью, у другого — толстое, короткое тело, могучие ласты, хищно ощеренная головка на змеевидной шее. Глядя на них, Сашка содрогнулся от ужаса и восхищения. — Смотри!.. Встретиться бы с таким… Говорят, в каком-то озере видели недавно чудовище вроде этого, но найти до сих пор не могут. Наверно, боятся в воду лезть. А я бы не побоялся. Только мне еще рано, знаний маловато и с аквалангом плавать пока не умею. Но вырасту, стану ученым — обязательно его найду. Если, конечно, оно не сдохнет к тому времени, ведь ему уже сколько тысяч лет!.. Этих ящеров, что в книге, давным-давно нет, находят только их скелеты, и то это, знаешь, какая находка! Палеонтологи по строению костей и черепа догадываются, какими они были, говорят художникам, а те рисуют такие картины. Слушай, вот стану ученым, может, и не ихтиологом, а палеонтологом, найду кости какого-нибудь давно вымершего ящера, и ты нарисуешь его! Давай тогда вместе работать! Я буду палеонтологом, а ты художником. А?
— Да какой из меня художник, — вздохнул Ваня. — Вот брат у меня, он в полиграфическом учится, вот он — художник!
— Ну не скажи, газета у тебя вышла — класс!
— Да ее… ну… мне… — Ване стало стыдно, он почувствовал, как начинают гореть уши. — Мне брат помог ее сделать. Я не сам.
— Ну что ж, что помог, — Сашка совсем не удивился, — мне мама тоже помогала, когда я начинал шить первую рубашку.
— «Опять соврал, — с тоской подумал Ваня. — Неужели я такой безнадежно пропащий? Ведь дал себе слово — не врать больше. Но не могу же я ему сказать, что к газете я даже не прикасался, он начнет меня презирать!..»
Ваня глядел в спокойное лицо Сашки, и ему очень хотелось, чтобы Елин не презирал его, чтобы чувствовал в нем товарища и опору. «Я его всегда защищать буду, — думал он. — Пусть только теперь кто тронет, даже сам Шебутыкин. И чего они его все так не любят?..»
— Идем чай пить, — позвал Сашка, — слышишь, чайник свистит?
13
Прошла неделя, а Ваня уже не мог себе представить, что вечером он не увидит маленького ушастого Елина, не посидит в его комнате перед освещенными аквариумами, завороженно глядя на рыбок, не будет слушать монотонного перестука швейной машинки. Сашка шил не только рубашки себе, но и блузки матери и младшей сестренке Любаше. Любаша училась в четвертом классе, роста была большого, на полголовы выше Сашкиного плеча, и Саша, косясь на нее, бубнил с досадой: «Эк дуре счастье! Скоро потолок лбом прошибет. И зачем девке столько? Нет, чтоб мне…»
Мать Сашки, Ираида Сергеевна, худощавая, с конопушками на бледном лице, всегда встречала Ваню приветливой улыбкой. Она щурила подслеповатые глаза и спрашивала о здоровье Елены Ивановны. В первый же день их знакомства Ираида Сергеевна расспросила Ваню о семье, о доме и, узнав, почему он в Москве, всплеснула руками, завздыхала, стала просить, чтобы Ваня приходил почаще, дружил с Сашкой, «а то он нелюдимый», и передала Елене Ивановне баночку с брусничным вареньем. С тех пор, когда Ваня собирался к матери в больницу, Ираида Сергеевна каждый раз передавала с ним то испеченные домашние оладьи, то купленные в магазине помидоры, то малиновое, то клубничное, то абрикосовое варенье. В конце концов Ване стало даже неудобно, а он старался заходить к Сашке в такое время, когда Ираиды Сергеевны не бывало дома.