Какой ты милый, — женский шаловливый язычок широко прошёлся по его потной груди, — и такой сладкий, — Найджел опять стал неистово рваться, стремясь освободиться от пут и снова, в который раз овладеть телом этой женщины…
— И такой непослушный, — продолжал мурлыкать бархатистый голос той, что сводила его с ума, — но мы это исправим, — и его бедро снова рванула изысканная боль.
Кожа на ноге разошлась, и кровавые капли, одна за одной начали просачиваться наружу.
— Ой, прости, — сожаление в её голосе было явно притворным, и чувствовалось, что та, что сейчас подвергает его этой невыносимо сладкой пытке, готова рассмеяться в голос…
Теперь проворный женский язычок слизывал эти кровавые капли, заставляя Найджела вздрагивать от каждого своего прикосновения, и ему даже показалось, что она, пробуя вкус его крови, довольно урчит…
— Но ты сегодня уже хорошо потрудился и заслужил свою награду, — не дожидаясь слов о сути этой награды, Найджел снова конвульсивно прогнулся, максимально приподнимая бёдра, — я позволю тебе лицезреть мой облик, — и он почувствовал, как её тёплые руки нежно и бережно приподнимают его голову и расстёгивают пряжку на затылке.
Найджел открыл глаза, и то, что он увидел повергло его в глубочайший шок. Он не мог до конца поверить в то, что это ему не снится…
Он несколько раз моргнул в иррациональной надежде на то, что всё это морок и он непременно рассеется…
Но пред глазами оставалась всё та же картина.
— Это фиаско… — растеряно подумал он.
Глава 2
Осознание провала
Остатки рассудка Найджела, наверное, спасло то, что до этого момента агент был циничным материалистом-агностиком, и, как это у нас говорится, не верил ни в чох, ни в сон, ни в вороний грай…
А потому, когда в неверном дрожащем свете свечей он увидел купающуюся в тенях краснокожую дьяволицу, с прелестями, очень условно прикрытыми лоскутами чёрного латекса, то не впал в прострацию, а лишь отстранённо подумал, что если он и оказался в аду, то даже в этом, оказывается, есть свои положительные стороны…
На длинных красивых ногах дьяволицы стоявшей рядом с кроватью, блестели чёрным латексом высоченные, гораздо выше колен, ботфорты на экстремально высоком каблуке.
Приглядевшись к ней он отметил, что облик её вполне соответствует классическим описаниям, разве что за исключением того, что ноги её были вполне себе человеческими, без каких бы то ни было копыт.
Среди её длинных чёрных волос проглядывали маленькие аккуратненькие рожки, а тонкий длинных хвост со стрелообразным кончиком нервно хлестал по бёдрам и икрам инфернальной красотки.
— Ну что, котик, — Найджел пожирал её похотливым взглядом и, стоило лишь ему услышать её чуть хрипловатый голос, мысли снова дружно покинули его голову, оставив вместо себя пустоту, переполненную обжигающим желанием, — хочешь меня?
Бедняга мигом почувствовал, что да, хочет. Внутри у него в ответ на этот вопрос всё всколыхнулось. В груди опять взорвалась сверхновая, и волны жара омыли его тело.
В паху снова всё налилось тяжестью, вызвав мимолётное удивление тем, что пределы его мужской силы так широко раздвинулись, и теперь он, судя по всему, способен на такие постельные подвиги, о коих раньше и мечтать не мог.
И ему казалось, что он уже целую вечность тонет в липких волнах сексуального безумия.
Вдруг Найджел поймал себя на том, что то, что сейчас с ним происходит, нравится ему всё больше и больше, а всё остальное, чему он некогда придавал большое значение, отходит постепенно на задний план и становится несущественным и крайне незначительным.
И даже то, что он распят на этом ложе и лишён возможности говорить, его не особенно то и расстраивало.
Зато теперь он мог видеть свою обожаемую хозяйку, ради которой готов на всё, на любое безумие. Мог видеть её вожделенное тело, каждый его изгиб, каждую каплю её пота, блестящую на багрово-бархатной коже.
И ему глубоко наплевать что у неё рога и хвост — пускай. Это сейчас не имеет никакого значения…
Зато она милостиво позволяла ему наслаждаться своим волшебным телом, и, как раз это теперь и придавало его существованию и смысл, и цель, и заслоняло собой всё остальное…
Прекрасная истязательница, качнув бёдрами, сделала несколько шагов вдоль кровати, и теперь стояла сбоку от него.
Найджел повернул к ней голову, и, наверное, хотел что-то сказать, но ничего кроме возбуждённого мычания воспроизвести не смог.
Наблюдая это, хозяйка понимающе улыбнулась и отрицательно покачала головой, всколыхнув этим движением тяжёлую копну своих чёрных, словно вороново крыло, волос:
— Пока помолчи, тебе надо учиться быть молчаливым и привыкать к тому, что твои слова имеют очень малое значение, — её лицо стало серьёзным и строгим, — ты теперь моя игрушка, моя покорная и бессловесная игрушка, ведь так?